Государственный совет, высшее учреждение империи с 150-миллионным населением, рассматривавшее и пропускавшее законы, касавшиеся одной шестой части земной суши, состоял к началу царствования Николая II менее нежели из ста человек. Однако из этих ста лиц, для которых многие области государства были в полном смысле terra incognita[59], фактически в обсуждении законопроектов принимало участие не более сорока: по принятому порядку проекты по существу обсуждались лишь в департаментах Государственного совета, обыкновенно соединенных, в работах которых участвовали лишь члены Совета, в департаменты специально назначенные.

Департаментов было три — законов, государственной экономии и духовных и гражданских дел; в 1899 году образован был четвертый, названный Департаментом промышленности, наук и торговли[60]. Помещение в этом названии наук между промышленностью и торговлей характеризовало настроение тех лет, когда развитие русской промышленности, под могучим натиском С.Ю.Витте, признавалось очередной и важнейшей задачей государства, а науки, т. е. народное образование, чем-то второстепенным.

Члены Совета, в департаменты не назначенные, заседали лишь в Общем собрании Совета, которое по установившемуся распорядку фактически проектов не обсуждало, а лишь рас — сматривало те вопросы, по которым в департаментах произошло разногласие. Последнее происходило сравнительно редко, а касались разногласия, за ничтожными исключениями, лишь каких-либо принципиальных вопросов, причем происходили они не столько между членами Совета, сколько между главами отдельных ведомств, имевшими голос в Совете ex officio[61]: между препиравшимися министрами делились голоса членов Совета. Однако и среди членов Совета, состоявших в департаментах, деятельное участие в прениях принимали не все. Объяснялось это способом пополнения Государственного совета. Членами его назначались отставленные министры, генерал-губернаторы, послы, т. е. люди весьма пожилые и в большинстве для работы уже мало пригодные. Собственно для работы в Совете назначались в некотором количестве сенаторы, из наиболее выдающихся, однако и они не отличались молодостью, а со временем, так как звание члена Совета было пожизненным, переходили в разряд членов Общего собрания, т. е. увеличивали почти бесполезный балласт этого учреждения.

При прежних царствованиях постоянное пополнение Государственного совета производилось со строгим разбором. Проникнуть в Государственный совет по протекции было настолько невозможно, что и попытки к этому не производились. После воцарения Николая II понемногу наряду с лицами, имевшими по своему прошлому или по личным качествам неоспоримое право войти в состав высшего государственного учреждения, стали проникать и лица, заручившиеся благоволением влиятельных придворных сфер.

Заседания Совета отличались особой чинностью и даже торжественностью, в особенности общие его собрания, чему немало способствовала внешняя обстановка роскошного, худо — жественно отделанного Мариинского дворца. Общие собрания происходили в изображенном на известной картине Репина круглом с верхним светом зале, окруженном колоннами, поддерживающими хоры. Устланный темно-красным ковром, уставленный двумя круглыми концентрическими столами, покрытыми бархатными, под цвет ковра, скатертями и покойными обширными креслами, увешанный по окружности в просветах колонн портретами царствовавших за время существования Совета императоров, зал этот, в особенности при вечернем освещении, носил печать не только торжественности, но даже некоторой таинственности. Тут, казалось, было место заседаний какой-либо масонской ложи или совета дожей, скрытого от глаз непосвященных. Не нарушал этого впечатления и состав заседавших. Седые либо лысые, испещренные морщинами, нередко сгорбленные, но при этом все облеченные в мундиры и украшенные орденами, почтенные старцы производили по первому разу впечатление не то исторической живой картины, не то декорации. Некоторой театральностью было обставлено и вступление новых членов в Государственный совет, причем принятый порядок сохранился и после включения в состав Совета членов по выборам. При первом же появлении в Общем собрании Государственного совета нового члена председатель приветствовал его вступление, на что новый член вставал и кланялся как председателю, так и членам, оборачиваясь для сего во все стороны, а вслед за этим вставали все члены Совета и кланялись вновь вступившему в их среду. Кроме того, каждый новый член Совета подписывал специальную присягу, остававшуюся неизменной со времени образования Совета, в особой, переплетенной в зеленой замше книге. Книга эта представляла своего рода уник, так как заключала все подписи всех членов Государственного совета, когда-либо входивших в его состав, в том числе и трех императоров — Александра II, Александра III и Николая II, — бывших членами Совета до их воцарения. Где-то теперь эта историческая реликвия?[62]

Самые заседания, происходившие под председательством великого князя Михаила Николаевича, а в его отсутствие — старшего из председателей департаментов (в описываемое время таковым был Д.М.Сольский), начинались с прочтения государственным секретарем, в описываемое время — В.К.Плеве, высочайших указов, относившихся до Совета, и сообщения о тех принятых Советом законопроектах, которые получили высочайшее утверждение с указанием, в случае происшедших в Совете разногласий, с каким мнением согласился государь. Затем кем-либо из чинов Государственной канцелярии читались законопроекты, принятые департаментами. Обязанность эту, благодаря его прекрасному голосу, четкому и вместе с тем быстрому, что особенно ценилось, чтению, обыкновенно исполнял помощник статс-секретаря Н.Ф.Дерюжинский (бывший впоследствии при обновленном Государственном совете товарищем государственного секретаря). Прения, как сказано, не происходило. Если по поводу единогласно принятого департаментами проекта кто-либо из членов Общего собрания желал высказать какие-нибудь возражения, то он должен был, по принятому обычаю, заранее об этом заявить председателю; происходило это очень редко и обыкновенно имело последствием возвращение проекта в департаменты для нового его обсуждения, при участии возражавшего члена, в той части, которая встретила его возражение; самостоятельного изменения Общим собранием проекта, единогласно принятого департаментами, никогда не производилось.

Обсуждение вопросов, вызвавших разногласие в департаментах, сводилось к нескольким речам, произносимым представителем ведомства, внесшего законопроект, и тех ведомств, которые против него возражали, а равно представителями двух сложившихся мнений из среды членов Совета. Говорили обыкновенно те же самые наиболее речистые лица, причем стремились блеснуть красноречием; речи их после заседания обыкновенно горячо обсуждались членами Государственного совета и вызывали комплименты по адресу ораторов. После выслушания речей приступали к голосованию, происходившему посредством отобрания голосов чинами Государственной канцелярии, обходившими заседавших членов. Разногласие обыкновенно ставилось так: «Вы, ваше высокопревосходительство, с министром таким-то или против?» Такая постановка облегчала голосование, так как некоторые члены не имели решительно никакого мнения, проекта не читали, а если бы прочли, то едва ли бы за старческой дряхлостью поняли. К последним принадлежали и лица, некогда представлявшие выдающихся государственных деятелей, но окончательно утратившие свежесть ума и работоспособность, как, например, бывший министр юстиции Набоков[63] и герой Плевны генерал Ганецкий. Не обходилось при этом и без курьезов; так, один из членов Совета, генерал Стюрлер, карьера которого проходила на каких-то придворных должностях[64], заявил однажды, что он с