В пятницу шефу позвонила очередная подружка, и он ушел с обеда, так что Лена твердо знала, что разбираться он не станет.

– Ты конкретно где? – Шеф сбавил обороты, но Лена прокричала, что связь плохая, и отсоединилась.

Потом она выбросила из головы все посторонние мысли и сосредоточилась на дороге.

Вера Сомова хотела свернуть на тропинку, чтобы срезать дорогу, но вовремя опомнилась. Нет уж, теперь никаких уединенных тропинок, никаких срезаний, она будет ходить по главной дороге, пусть так и дольше. Ну это же надо такому случиться, чтобы человека зарезали прямо на территории больницы!

К своей сменщице Катерине Супруновой Вера не испытывала теплых чувств. Разумеется, такой смерти она ей не желала, но Катька вечно раздражала ее своей безответственностью и совершенным разгильдяйством. Не то чтобы Вера так уж переживала за больных, которые рисковали получить от Катьки неквалифицированную медицинскую помощь, нет, больные Веру волновали мало. Ее очень напрягало, что Катька вечно опаздывает, постоянно бегает курить, что часто ей звонят по телефону разные мужские голоса, а еще она покупает себе нарядные яркие тряпки и живет, по ее же собственному выражению, исключительно для себя, любимой.

Вот этому-то Вера безумно завидовала, поскольку она жила совершенно по-другому. У Веры была семья – муж и свекровь. Она была замужем больше пяти лет и успела убедиться, что муж ее совершеннейший козел. Все-таки она была медиком и умела смотреть правде в ее неприятное лицо. Муж был неказист, неумен и трусоват. И зарабатывал мало. Словом, от него не было толку как днем, так и ночью.

Но это было бы еще ничего, если бы не свекровь. Единственным сильным качеством в характере мужа было то, что он обожал свою маму. И мама этим беззастенчиво пользовалась.

Она объявила себя больной, и муж, разумеется, поверил и еще заставлял Веру покупать дорогущие лекарства. От консультации врачей свекровь упорно отказывалась – ясное дело, те скажут, что болезни ее все выдуманные. Уж Вера-то видела ее насквозь, уж она-то разбиралась, болен человек или просто придуривается.

Свекровь ходила по дому с палкой, постоянно громко стонала и жаловалась то на спину, то на голову, то на сердце, дескать плохо, плохо, в глазах темнеет. На предложение Веры вызвать «Скорую» свекровь отказывалась – ничего, отлежусь, говорила она слабым голосом и поднимала глаза к потолку.

Иногда свекровь выходила гулять. Она ковыляла, артистично опираясь на палку, сгорбившись, едва переставляя ноги и то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть.

Но это продолжалось только до того места, где дорожка переставала просматриваться из окна. Свекровь не знала, что Вера как-то не поленилась и выскочила на лестницу, где из пыльного окошка видела, как свекровь, выйдя из поля зрения, зажала палку под мышкой и пошла бодро и уверенно, как все прочие люди.

Говорить обо всем мужу было бесполезно, сделала Вера однажды такую глупость, так такого наслушалась. И свекровь немедленно устроила себе сердечный приступ, опять-таки обошлись без «Скорой», все исключительно на словах.

Вот потому-то Вера и завидовала Катьке, что они оба ей дико осточертели.

Сейчас противный голос внутри напомнил ей, что завидовать нехорошо, что вот чем ее зависть Катьке обернулась. Вера от голоса отмахнулась – у каждого своя судьба, значит, Катьке на роду написано было вот так умереть.

Вера посмотрела на часы и охнула. Она должна была быть дома полтора часа назад! И накормить свекровь завтраком, потому что та назло и с кровати не встанет.

Господи, неужели ей это на всю жизнь?

Вера уже видела впереди ворота больницы, как вдруг с боковой дорожки выскочила блондинка в голубой форме медсестры. Волосы у блондинки были тщательно уложены, а губы густо накрашены ярко-алой помадой. Вера тотчас расстроилась, представив, какой у нее ужасный вид после суток дежурства – бледная вся, как больничная простыня, а глаза красные от недосыпа.

Блондинка схватила Веру за руку.

– Слушай, ты с ортопедического? – спросила она, слегка задыхаясь. – Что у вас там случилось, убили кого-то?

– Сменщицу мою, Катю, – машинально ответила Вера и сделала грустное лицо, – представляешь, шел себе человек на работу, ничего такого не ожидал, и не рано даже, она всегда опаздывала, а тут вдруг… в общем, зарезали ее.

– С ума сойти! – ахнула блондинка и прикрыла рот рукой. – И никто ничего не видел? Там же с остановки народ прямо прет – и мы, и посетители…

– Да она не с той стороны шла, – неизвестно зачем принялась объяснять Вера, – она через дырку в заборе всегда проходила, потом по тропиночке, она вон в том доме живет… жила… ей до работы всего ничего, не больше пяти минут.

Тут до нее дошло, что Катьки больше нету, что не на кого будет ругаться и не у кого будет стрельнуть сигаретку, когда совсем припрет и хочется или сбежать из дому или придушить свекровь подушкой. Вере стало нехорошо, она пошатнулась и помертвелыми губами отвечала еще на вопросы блондинки, потом опомнилась, сообразив, что та спрашивает из любопытства, а Вере лясы точить некогда, а то свекровь при встрече ее на завтрак съест.

Блондинка проследила, как Вера скрылась за воротами, затем отошла в сторону и достала мобильный телефон.

– Я тебя поздравляю, – насмешливо сказала она в трубку, – твои уроды опять облажались. Они убили не ту девицу. А вот так, – ответила она на заданный на том конце вопрос, – Катя-то она Катя, и работала в этой больнице в ортопедическом, да только жила прямо напротив, в пятиэтажке зачуханной. И сам посуди, стала бы она ночью глубокой с работы куда-то ехать? Наврала все та девка водиле, что медсестрой работает, чтобы он с нее денег поменьше взял.

Блондинка замолчала, выслушивая ответ, потом снова заговорила:

– Ну да, с Катькой этой она явно знакома была, да только теперь у нее ничего не спросишь… Вот так вот… Не знаю, менты этого идиота слесаря взяли, который тело из щитовой на дорожку перенес. Не иначе, на него все и повесят… это уж не моя забота…

Блондинка убрала мобильный телефон и пошла к воротам, где на стоянке была припаркована машина. Никто не обратил на нее внимания – ну вышла сестричка по делу, забыла что-нибудь. Там таких, как она, не одна сотня.

В машине блондинка сняла белокурый парик и стерла яркую помаду, затем накинула поверх формы легкий плащ и решила, что доедет так, не переодеваясь.

В офис Лена успела только перед самым концом работы.

– Лен, а тебя там ждут! – крикнула секретарша Дашка.

– Кто еще? – поморщилась Лена, она безумно устала, хотела пить и есть, и ей совершенно не улыбалось в конце рабочего дня утрясать какие-то вопросы.

– Сама посмотри! – усмехнулась Дашка.

Дашка была девица невредная, приходилась шефу не то двоюродной племянницей со стороны жены, не то троюродной сестрой, оттого он и взял ее на работу. Была она приличных габаритов, ходила вечно в старом джинсовом комбинезоне, не красилась и стриглась коротко, чтобы время не тратить, как признавалась она сама. Сотрудницы только пожимали плечами – на что тогда его тратить, если не на внешность? Что у Дашки – семеро по лавкам, что ли? Да у нее и парня-то нет, и если в таком виде будет ходить, то и не будет никогда.