– Если ты немедленно сам не ляжешь спать, – не своим голосом завопил Маттис, – то я тебя уложу, не сомневайся!

Однако до этого дело не дошло, потому что со двора вернулась Ловиса. Лысый Пер тут же заковылял в свою каморку, и Рони тоже легла. Пока Ловиса пела Волчью песню, погас огонь в очаге. Рони лежала в своей кровати и слушала, как пела Ловиса, и ничуть не огорчалась, что ее отец – разбойничий атаман. Он был ее Маттис, и, что бы он ни делал, она любила его.

И все же этой ночью она спала неспокойно. Ей снились подземные твари и их манящее пение, но утром она этих снов уже не помнила.

Только Бирк остался у нее в памяти. Она часто думала о нем эти дни и все гадала, как ему живется в башне Борка. И скоро ли настанет день, когда Маттис выгонит отца Бирка со всем его разбойничьим сбродом из их замка.

На этот счет Маттис строил каждый день новые планы, но потом выяснялось, что ни один из них не годится.

– Не выйдет, – твердо заявлял Лысый Пер на все, что предлагал Маттис. – Ты должен быть хитрым, как старая лиса, потому что силой тут ничего не сделаешь.

Быть хитрым, как старая лиса, Маттису было нелегко, но он старался как мог. А пока он строил все новые и новые планы, его шайка попусту теряла время, не занималась разбоем.

У Борки и его разбойников забот тоже, видно, хватало. Во всяком случае, люди, которым в эти дни приходилось проезжать через разбойничьи леса, только изумлялись, насколько там стало спокойно. Они не понимали, почему никто на них не нападает. Куда девались все разбойники с большой дороги?

Солдатам, которые неотступно гонялись за Боркой, удалось найти его логово, но оно оказалось пустым и заброшенным. Борки там и след простыл. Солдаты радовались, что им больше не надо скакать по лесу, где в эти осенние дни было особенно неуютно – и темно, и холодно, и сыро.

Конечно, они прекрасно знали, что глубже в лесу находится еще одно разбойничье логово – замок Маттиса, но старались об этом и не вспоминать. Потому что худшего места, как им казалось, не сыскать на всей земле, а атамана, который там жил, схватить было труднее, чем орла в его гнезде. Разумней всего было его не трогать.

Маттис тратил теперь почти все свое время на то, чтобы выведать, как разбойники Борки живут в Северной башне, и найти способ выставить их оттуда. Поэтому он каждый день выезжал на разведку. Прихватив с собой несколько человек, он рыскал по лесу вокруг Северной башни, но почти никаких следов их пребывания не находил. Там все словно вымерло, будто и нет никаких разбойников Борки.

Однако Маттис все же узнал, что у них есть великолепная длинная-предлинная веревочная лестница, по которой они без труда могли взбираться вверх по скальной стене. Правда, он видел ее только один-единственный раз и тут же, потеряв всякое самообладание, кинулся как безумный, чтобы попасть в их гнездо, а его разбойники бросились вслед за ним, сгорая от желания вступить в открытую схватку. Но на них мгновенно обрушился шквал стрел из бойниц башни, одна из стрел угодила Малышу Клиппу в бедро, и ему пришлось даже пролежать два дня в постели.

Так Маттис убедился в том, что веревочную лестницу разбойники Борки спускали только под строгой охраной.

В осеннюю темень в замке Маттиса было невесело. Разбойники слонялись без дела, скучали, не знали, куда себя деть. Они стали раздражительны, придирались друг к другу, ругались по пустякам, так что Ловисе даже пришлось в конце концов навести порядок.

– У меня скоро уши лопнут от вашей брани и нытья. Если вы больше не выносите друг друга, то убирайтесь ко всем чертям.

После этого они притихли, и Ловиса нашла для каждого полезное занятие. Надо было очистить от навоза овчарню и козий хлев, а также убрать курятник, но к такой работе ни у кого из них не лежала душа. Однако отвертеться от Ловисы никому не удавалось, за исключением Лысого Пера и тех, кто в это время караулил у Волчьей Пасти.

Маттис тоже изо всех сил старался поддержать дух своих людей. Он делал для этого все, что мог. Однажды даже устроил охоту на лосей. Разбойники шныряли по осеннему лесу, вооружившись копьями и арбалетами, и приволокли с собой в замок четыре огромные лосиные туши. Лысый Пер засиял, как медный грош.

– Ведь кажинный день едим все одно и то же: куриный бульон, да баранье рагу, да кашу. Надоело до смерти, – сказал он. – Вот теперь хоть дичины отведаем, будет что пожевать. А самые мягонькие кусочки кому должны доставаться? Тому, у кого нет зубов. Это и ежу понятно!

И Ловиса жарила лосятину, коптила ее, солила, чтобы вперемешку с жареными петухами и тушеной бараниной хватило бы мяса до весны.

А что до Рони, то она день-деньской бродила по лесу. Как тихо теперь там стало! Но и в осеннем лесу ей было хорошо. Она ступала босыми ногами по влажному зеленому мягкому мху – он так пронзительно пах осенью, а ветки деревьев поблескивали от влаги. То и дело принимался дождик, но она любила сидеть под густыми еловыми лапами, сжавшись в комочек, и прислушиваться к тихим ударам капель. Иногда дождь припускал так сильно, что весь лес гудел, но и это ей нравилось.

Зверей теперь почти не было видно. Ее лисы залегли в норе. Правда, иногда в сумерках вдалеке проходили лоси да между деревьями пасся табун диких коней. Рони очень хотелось приручить дикую лошадь, но ей никак не удавалось ее поймать. Лошади оказались такими пугливыми, что к ним и не подступишься. А ведь давно уже пришла пора заиметь ей собственную лошадь. Она как-то сказала об этом Маттису.

– Только когда ты станешь такой сильной, что сама сумеешь ее поймать, – сказал отец.

«Когда-нибудь я сумею это сделать, – думала она. – Я поймаю молодого красивого жеребенка, отведу его к нам в замок и объезжу, как Маттис всех своих лошадей».

А вообще-то в осеннем лесу было на удивление пусто. Куда-то скрылись все существа, которые гомонили в нем летом. Скорей всего, они забились в свои норы и логовища. Лишь изредка с гор прилетали злобные друды, но и они притихли и все больше отсиживались в пещерах, выдолбленных в скалах. Серые гномы тоже не показывались. Лишь один-единственный раз Рони заметила, что два серых гнома уставились на нее из-за камня. Но их она больше не боялась.

– Убирайтесь отсюда куда подальше! – крикнула Рони, и серые гномы, зашипев по-змеиному, поспешили исчезнуть.

Бирка она в лесу больше не встречала. И это ее радовало. А может, и нет? Порой она сама не знала, что и подумать.

Потом наступила зима. Повалил снег, стукнули морозы, и иней превратил Ронин лес в хрустальный лес, самый великолепный, какой только можно вообразить. Теперь она ходила туда на лыжах, а когда с наступлением темноты возвращалась домой, волосы ее белели от инея, а пальцев рук и ног она не чувствовала, хоть и надевала меховые рукавички и теплые унты. Но ни лютые морозы, ни снегопады не могли удержать ее дома. Наутро она снова убегала в лес. Маттис не на шутку тревожился, когда видел, что Рони даже в самые холодные дни мчится на лыжах к Волчьей Пасти, и всякий раз он говорил Ловисе: