Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аделия стояла на небольшом балкончике и курила. Она долго выбирала себе такое место для работы, чтобы между пациентами была возможность отдохнуть. Удивительно, откуда в центральном районе города появился небольшой уютный сквер, но окна кабинета доктора Ковальской выходили именно на него. Было приятно смотреть вниз на макушки деревьев и проглядывающий каскад маленьких прудов, соединенных деревянными мостиками, и ни о чем не думать. Пациенты в Треверберге были сложными, и доктор делала все, чтобы сохранять баланс сил. Природа восстанавливала даже лучше, чем хороший секс.
Аделия стряхнула пепел в небольшую хрустальную пепельницу. Ее удивили утренние газеты. Убит мальчик. Доктор понимала психологические процессы, которые могут привести к такому результату. Но одно дело – понять, а другое – принять. И ее сознание отказывалось верить в мир, где подобные убийства были нормой. Врачебный цинизм уходит в сторону, когда речь идет о детях. Все привыкли к жертвам-взрослым: изнасилования, убийства, садизм вошли в жизнь уверенно и прочно. Но вся логика и защитные барьеры рассыпались в пыль при виде ужаса, который произошел. Рафаэль, так его окрестила полиция. Газеты быстро подхватили новое прозвище, строили гипотезы. Им практически не дали информации, но самого факта странного убийства хватило, чтобы молва разнеслась по городу. Все молчаливо сходились в одном: будет серия. Серия – это новый уровень, это долгосрочный хлеб для журналистов, это донор для истериков, это работа для полицейских.
Аделия потушила сигарету. Еще пару минут смотрела на сквер, а потом вернулась в кабинет. Ее голова была ясной, мысли – спокойными. Еще один прием, поговорить со стажером об итогах дня, дать ей домашнее задание и отправиться в отель. Выспаться, принять еще пациентов, а через несколько дней вернуться в Варшаву. И в следующем месяце все по кругу. Она сварила себе кофе в стоящей тут же кофемашине и принялась ждать.
* * *
18:59
Самуэль не опоздал. Он вошел в кабинет за минуту до назначенного времени. Доктор Ковальская успела допить кофе. Она встретила клиента в кресле, закинув ногу на ногу и откинувшись на мягкую спинку. Художник поздоровался, обойдясь без привычных смачных комплиментов, снял бежевый плащ, повесил его на небольшую вешалку, бросил дипломат на стул и прошел к своему месту. Он выглядел опечаленным.
– Я только что разговаривал с Джоном Броу, – без предисловий начал художник. – Это отец мальчика, которого убили. Вы наверняка слышали про Рафаэля, его работа. Так вот, Джона из США вызвали наши полицейские.
– И что же сказал Джон?
– Он в шоке, – заявил художник, привычным жестом отбрасывая волосы со лба. – Винит во всем жену, потом просит прощения. Плачет.
– Слезы помогают не сойти с ума в такой ситуации. Можете передать ему мою визитку, я буду рада помочь пройти это.
Сэм улыбнулся. Улыбнулся обворожительной и усталой улыбкой взрослого, утомленного успехом человека. Его серо-зеленые глаза без интереса скользнули по лицу Аделии и остановились на пустой чашке из-под кофе.
– Мы познакомились с ним несколько лет назад. Я строил поселок, в котором Джон купил дом. Тогда я самостоятельно вел сделки. Он показался мне забавным, сумасшедшим ученым. А еще – очень счастливым человеком. У меня тогда не все ладилось в браке, и его откровенное счастье с женой казалось мифом. Или чудом. И вот как оно обернулось.
– Есть вещи, Сэм, которые не зависят от того, что было до.
– Одна мысль мне не дает покоя, – будто не услышав ее, продолжил Самуэль. – Будут ли еще убийства? И если будут, то где. Очень надеюсь, что этот псих обойдет стороной мой поселок.
– Вы говорите так, потому что боитесь, что его имя свяжут с вашим? Или потому, что такая связь повлечет за собой убытки?
Мун вздрогнул.
– Вы, как всегда, жестоки, доктор, – чуть слышно проговорил он. – Меня беспокоит и то, и то, если говорить откровенно. Но деньги я смогу заработать, с ними нет проблем. А вот репутацию восстанавливать будет значительно сложнее.
– Вы боитесь только за это, Сэм? – Аделия изобразила недоверчивость. – Никакого страха за своих детей или детей близких?
Он улыбнулся и покачал головой.
– Я не думаю, что этот псих настолько псих, чтобы навредить мне, или моим детям, или детям моих друзей. Полиция молчит, а я не специалист, чтобы строить догадки, почему он так сделал, почему выбрал именно этого мальчика и что за послание к ангелам.
– А как вам предположение, что он художник, как и вы?
– Все творческие люди немного сумасшедшие, доктор Ковальская, вам ли этого не знать.
Аделия вернула ему улыбку. Сэм странно нервничал. Он не находил себе места, хотя и старался держаться. Доктор чувствовала это напряженное состояние и ждала, пока он достаточно расслабится, чтобы поделиться с ней. Сэм начал к ней ходить после смерти жены, и с течением времени их беседы превратились в слив эмоций, глубокой терапии ему не требовалось. Аделия предложила остановить курс за ненадобностью, но художник отказался, был согласен платить больше. Иногда он говорил что-то интересное, и тогда доктор понимала, что это не пустой заработок денег, а работа. А как-то он принес ее собственный портрет. Маленький, аккуратный, выполненный маслом в фирменной технике Муна. Почти фотография, а не портрет. Аделия не спала с клиентами. Но кто запретит ей принимать от них подарки?
– Есть еще кое-что. Тео отказывается стать моей женой.
Доктор Ковальская посмотрела на художника удивленно.
– Я полагаю, вы имеете в виду мисс Рихтер?
– Кого еще, – с грустной миной проговорил художник. За несколько секунд он полностью изменился. В нем больше не чувствовалось затравленного зверя, он стал похож на влюбленного подростка, который не знает, как подойти к девушке, которая ему понравилась. О Теодоре он рассказал Аделии почти сразу. О том, как она хороша, что рядом с ней он чувствует себя молодым и сильным, что она не просто красивая женщина, но и талантливый человек. Он влюбился, а когда Сэм влюблялся, весь мир уступал место его новому увлечению. Все разговоры были только о Тео, все переживания только о ней, все картины были посвящены ей. Аделия знала, что он сделал предложение и получил отказ. Теодора и Сэм жили вместе несколько месяцев, и последний думал, что этого достаточно, чтобы ее позиция изменилась и в паспорте появился очередной штамп. Но что-то пошло не так.
– И как она аргументирует отказ?
– Не знаю, я повторно предложение не делал, но мы договорились, что она скажет, если что-то изменится.
