Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты как здесь оказался? — Самсон был абсолютно уверен, что еще секунду назад у него за спиной никого не было.
— Не знаю, но слезьте с меня, пожалуйста. — Бенедикт, когда волновался, становился очень вежливым. — Я удивлен не меньше вас и не имею никаких предположений по поводу столь неожиданного перемещения в пространстве.
— Красиво сказал, жаль только, непонятно. — Самсон встал и помог спутнику подняться, подозрительно поглядывая на зеленый платок, ярким пятном выделявшийся на песке.
— Дай-ка сюда эту тряпку. Кажется, я догадался, в чем тут дело. Ладно, раз уж ты свалился мне на голову, то хоть поможешь.
— С радостью, — сказал Бенедикт, — если мои навыки соответствуют вашей потребности. Дело это очень сложное?
— Во загнул! Проще пареной репы — ты подопрешь дверь поленом, а я подойду с другой стороны и подпалю солому. Только тихо, он очень чутко спит, — объяснил Рыжий, раздвигая кусты.
Ангел подвинулся ближе. За кустами оказалась широкая дорога, которая вела к какому-то строению. Бенедикт догадался, что там кто-то живет — из трубы вился сизый дымок. Дом был низенький и длинный, без окон, но с большой и крепкой дверью. Покосившиеся стены едва держали соломенную крышу. Видимо, хозяин уже позабыл, когда последний раз брал в руки инструменты. Ангелу подумалось, что строение это — олицетворение нищеты и лени, а две башни, виднеющиеся неподалеку, только подчеркивают его убогость. И тут до него дошло, на что его подбивает Самсон.
— Тут что, отшельник живет? И ты его сжечь собираешься? — выпучил глаза ангел.
— Нет, доброй ночи пожелать, — съязвил Самсон. — Бери палку, шуруй дверь закрывать.
— Не пойду — это деяние идет вразрез с принципами гуманизма. То, что ты хочешь сделать, — преступление.
— А повесить меня за ноги — не преступление? — вскипел Рыжий.
— Отшельник тут ни при чем, меня жги. — Бенедикт выхватил у вора факел и, приняв смиренную позу, подпалил себе край одежды. — Дядюшка, прости меня за те хлопоты, что я тебе причинил. Прости и ты, Самсон, за то, что вместо принца стал вором…
— Идиот! — закричал Самсон, сбивая пламя. — Ты что, чокнулся? Ты, что ли, меня вешал?
— Нет, но я же написал…
— Писателей развелось! Отшельник ведь мог меня просто поругать, пристыдить, мог?
— Мог, — согласился ангел.
— А он вместо этого подвесил меня к столбу. О чем это говорит? Да о том, что он злой, так?
— Так, — снова согласился простодушный Бенедикт.
— Значит, его надо наказать, чтобы впредь добрым был. Тебя ведь за ошибку наказали?
— Наказали.
— Ну так иди подопри дверь. — Вор сунул в руки наивному ангелу палку и подтолкнул вперед.
Бенедикт с обреченной миной взял палку и, выпрямившись во весь рост, направился к дому отшельника. Самсон, запалив пару факелов, нырнул в кустарник, просочился сквозь него, как змея, и, затаившись за углом дома, стал ждать, когда глупый подельник подопрет дверь.
Ангел подошел к двери, немного потоптался и вдруг совершил абсолютно бессмысленный поступок — он приоткрыл дверь и громко зашептал:
— Уважаемый отшельник, в связи с тем, что вы совершили неблаговидный поступок, идущий вразрез с принципами гуманизма, принятыми всеми сообществами, склонными к альтруизму, мы решили вас наказать. Прошу прощения за причиненные неудобства, но тем не менее надеюсь, что вы не сильно пострадаете морально и физически. Большая просьба, когда попадете в рай, передайте привет моему дядюшке.
Самсон застонал от непроходимой тупости напарника, кинулся к нему, схватил за шиворот и потащил к кустам.
— Удушу! — прошипел он Бенедикту в ухо.
В это время дверь избушки отворилась. На пороге появился разгневанный старец в серой хламиде. В руке он держал посох, больше похожий на хорошую дубину. Седая борода развевалась, как воинский штандарт глаза метали молнии.
— Нечестивые псы! Изничтожу! Опять ты? — взревел он, узнав Самсона.
— Я, ваша светлость, — пролепетал Самсон, пригвожденный к месту яростным взглядом.
— Я тебе говорил, чтобы на глаза мне не попадался?
— Говорил.
— Говорил, что всю жизнь тявкать будешь? — Волшебник подумал и добавил: — Оставшуюся.
— Да… — просипел неудачливый поджигатель.
— Постойте, уважаемый? — вмешался в разговор Бенедикт, — разве можно так волноваться? Ничего же не получилось, к сожалению, а то могли бы на седьмое небо попасть, в Эдеме месяц-другой поваляться.
— Ага, или в преисподней косточки погреть, — вставил Самсон, еще больше разозлив отшельника этими словами.
— Я вам покажу и рай и преисподнюю! Вы у меня на луну выть будете, псы шелудивые! Пшли вон! — Волшебник взмахнул посохом.
Они не просто пошли, они понеслись со всех ног, мечтая оказаться подальше от странного старика. Самсон и Бенедикт бежали что было мочи.
— Вы еще здесь? Вот я вас! — донеслось до них, и несчастные, вздрогнув, со всех четырех ног кинулись удирать от страшной избушки.
Ангел на бегу решил, что в таком обличье Гуча его точно не найдет, а значит, и домой возвращаться не придется.
Гуча будто уловил его мысли — на душе у черта, даже несмотря на злость, стало как-то беспокойно. Он остановился и задумался. Что будет правильнее — догнать сбежавшего принца, который наверняка за ночь далеко ушел, или потом всю оставшуюся жизнь разыскивать недотепу Бенедикта, который, конечно же, влипнет в какую-нибудь историю. Гуча присел на траву, посидел, раздумывая, и, решив, что с Самсоном ничего не случится, встал и пошел обратно.
На полянке, которую он покинул пять минут назад, все было по-прежнему. Вещи лежали там, где он их бросил, тихо тлел непотушенный костерок, вот только ангел куда-то отлучился. Гуча похолодел, чувствуя, что случилось что-то непоправимое.
— Бенедикт! — закричал он, распугивая лесную живность. Ответом ему был щебет взлетевших с ветвей птиц.
Черт долго обшаривал кусты, заглянул в каждое дупло, но собрата по несчастью нигде не было. Изрядно утомившись, неумелый следопыт рухнул рядом с торбой и с отчаянием понял, что впервые в жизни не знает, что делать. Он перевернулся на спину, размышляя о том, где искать своих спутников.
Легкий укол в живот отвлек многострадального черта от горестных дум. Он опустил глаза вниз и увидел огромного комара, сосущего его кровь Гуча замахнулся на гнусное насекомое и прихлопнул его ладонью, но нечаянно задел пальнем острый язычок змеиной головки на ремне. Вскрикнув от боли, он сунул палец в рот, тупо глядя на красное пятнышко расползающееся по белой рубахе. На ремешке темнел кляксой покойный кровосос.
Змеиная головка хитро блеснула каменными глазками и приподнялась. Гибкий ремешок превратился в шуструю змейку с симпатичной серебристой чешуей. Новорожденная гадюка скользнула на грудь начинающему магу и прошипела: