ее однокурсником в университете. Он мог бы даже закончить раньше на пару лет, если бы Роман и его жена затеяли ребенка чуть раньше, чем ее родители. Октябрина снова отколола кусочек пирога. Кажется, Октябрина съедает ее по кусочку. Между зубами застрял короткий волосок, прорезал полоску по десне. У жены Ромы короткие светлые волосы. Октябрина видела ее на фотографиях.

– Тебе нравится моя квартира? – повторил Роман и подлил ей кипятка в чай. – Ты вечно пьешь холодную воду, а не чай. Так не принято.

– Не принято кем? – попыталась улыбнуться Октябрина и уже пальцами отломила еще кусочек пирога. На вкус как пальцы. Еще немного и почувствуешь хруст ногтей на зубах.

– Везде, где я был, пьют горячий или теплый чай. В холодном чае вкус чайных листьев не раскрывается, – сказал Роман и протянул руку за телефоном. Он взял его одной рукой, уложил в центр ладони и второй, уже свободной рукой, начал листать ленту новостей. – Курс опять повысился. Но все равно придется покупать здесь хотя бы часть. Мне еще с двумя пересадками лететь.

– Почему не купить там? – спросила Октябрина, сделала глоток чая и обожгла язык. – Там… Там же должна быть валюта.

– Иногда они не выдают больше определенной суммы наличными, а мне на карту переводить нельзя. – Роман отпил чай и снова замахал пальцем по экрану. – Я лучше наличку в карманах привезу, чем заплачу огромные налоги.

Пирог жены на тарелке быстро кончился, а брать больше Октябрине показалось неприличным – она уже достаточно принадлежавшего жене Ромы потрогала и отобрала, чтобы съедать ее пирог. Куда Роман уезжал, Октябрина толком не знала. Он работал в международной компании, названия которой никогда не говорил, занимался продажами и часто бывал на заводах – от его костюмов, даже после стирки, иногда пахло дымом. Начинал, как и многие мужчины его поколения, инженером. Так бы и работал, наверное, на рабочим заводе, если бы в девяностые не подсуетился и не начал бы дружить с правильными людьми. Октябрине он вот уже второй год говорил одно и то же: «Дружи с правильными людьми, бери пример с меня», но так как «правильных друзей» у Октябрины так и не появилось, а со своими друзьями Роман ее знакомить не собирался, слова его оставались просто словами.

– Сколько тебе еще дней работать? – спросил Роман и раскрыл леденец.

Он пил чай с леденцами или странными конфетами с приторной сладкой начинкой, от которой у Октябрины сводило зубы. Октябрина поглядела на вазочку с конфетами и заметила среди трюфелей, австрийских конфет с Моцартом на обертке и упаковок, которых Октябрина раньше не видела, «Коровку» и батончики Рот Фронт. Иногда Галина Георгиевна приходила из магазина и выкладывала на кухонный стол пакетики с конфетами. В каждом пакетике не больше шести конфет, «на попробовать», и среди пакетиков всегда были «Коровки» и батончики с красных обертках.

– Дней? Не знаю, совсем немного, но я особо не считаю, – прошептала Октябрина и сглотнула. Привкус «Коровки» она ощутила даже не откусывая от конфеты и кусочка. Вязкий, ядерно-сладкий, приклеивающийся к зубам вкус, который не запить даже горячим чаем.

– Ну, в июне ты свободна будешь? – Скомканный фантик раскрывался с потрескиванием словно выброшенный из костра уголек.

– Не сразу, но буду. А что?

– Хотел съездить с тобой куда-то. – Роман провел рукой по выбритый щеке и пригладил седевшие волосы. – Мы ни разу вдвоем никуда не выезжали. Отдохнуть бы тебе не помешало.

Светлые стены слепили. Белая кухня, стол из бежевого дерева, такие же стулья. Тарелки с цветочной каемкой, фигурные столовые приборы: ручки с узорами, с птицами и растениями. Оранжерея на подоконнике, каждый цветочек в новом горшке. Под часами совместная фотография Романа с женой: стоят на фоне водопада. Октябрина хочет спросить, где этот водопад, но другой вопрос срывается с языка:

– Ты женат, как это возможно?

– Что возможно? – Он взял еще одну конфету, «Мишку на севере», развернул сначала бумажную обертку, потом фольгу и скомкал их в шарик. – Мы же будем отдыхать без моей жены. Ты и я.

– А что ты скажешь своей жене?

– А что я говорил раньше, тебя не волновало. – Он улыбнулся.

– Раньше мы никуда не уезжали.

«Раньше» Октябрина произнесла тихо. «Раньше» – уже почти два года. Два года они видятся, переписываются и скрывают, что знакомы. Никто из подруг Октябрины не знает даже, сколько ему лет и есть ли он на самом деле.

– Если тебя беспокоит, скажу, что уехал в командировку. Летом они тоже бывают. Но она в любом случае против не будет. Мы почти в свободных отношениях.

– А это обязательно? Мы же и так жили, так бы и жили.

– А что бы и не поехать? – Роман улыбнулся. – Я вот тебя у моря часто представляю. Тебе бы очень подошел тот купальник, который я тебе купил. Ты же его не выкинула?

– Не выкинула, лежит у меня дома.

– А ты не надевала его еще? – Роман взял новую конфету.

– Надевала один раз, в бассейн ходила с подругой.

– Надо будет после хлорки постирать. Пусть лучше солью напитается.

Октябрина часто думала о том, что на самом деле делал Роман в командировках. Чем он торговал? Сколько дней на самом деле тратил на одну сделку? Может, в другом городе его тоже ждет какая-то девушка, может, младше и красивее Октябрины, и собирает чемодан в их поездку на двоих, о которой «никто все равно не узнает».

Но ревновать глупо. Особенно, когда изменяют с тобой. Особенно, когда утверждают, что в этом нет ничего дурного и что жена не против.

– Я хочу отдохнуть, понимаешь? – спросил он. – Куда-то подальше отсюда, в другую страну.

– У меня нет «заграна». Его делать сейчас долго.

– Это не проблема. Я все решу.

Он сказал это так, как говорил и раньше. Он говорил так в первый год почти каждый раз, когда Октябрина сталкивалась с трудностями.

Октябрина помнила, как они познакомились. Многое в жизни забывала, но это воспоминание зарубцевалось в ней навсегда. Это случилось еще в университете – Роман приехал в их корпус заключать договор на поставку чего-то в университет. Встреча в лучших традициях кино: пересеклись взглядами в коридоре, Роман улыбнулся, Октябрина – потупила взгляд. Она помнила этот день так, словно каждый раз, когда они с Ромой встречались, день случался заново. Фойе университетского корпуса: стойка охранника, играющая у него телепрограмма на телевизоре за стеклом, шум спешащих после третьей пары студентов, шелест тетрадных листов в пустоте, грохот банок из-под энергетиков, отправляющиеся в мусорное ведро, звуки расстегивающихся молний, руки, достающие из боковых