Уильям Теркер сошел вслед за Эмили с крыльца и проследовал за ней через парк пестрых оленей, где стадо этих исключительно редких парнокопытных мирно паслось среди породистых овцетакс и квадратобыков лорда Гота.

– Куда это Эмили направилась? – спросил у Ады Артур Халфорд.

Его вместе с другими механиками из беговелогаражей прислали перенести багаж.

– Не твоего ума дело, Халфорд, – отрезал Мальзельо. – Бери чемоданы и неси на третий этаж восточного крыла. Живо!

Артур и остальные подошли к карете. Треноги, этюдники, альбомы лежали огромной грудой внутри, а четыре ковровых саквояжа, принадлежавших Виктору Ломаскоу, громоздились на крыше.

– Увидимся вечером, в Чердачном клубе, – шепнул Артур и вместе с остальными принялся за работу.

Несмотря на собирающиеся грозовые тучи, Ада тоже отправилась через олений парк. Она прекрасно понимала, что Эмили могла повести Уильяма Теркера только в одно место: к высочайшему дереву в округе, известному под названием «Старина Харди». Под этим старым деревом посередине парка стояла концертная эстрада – на которой в самое неурочное время дня и ночи собирались репетировать «Громобойчики» – так называл себя деревенский ансамбль инородных инструментов.

Ада уверенно подошла к дереву – и действительно увидела Эмили и Теркера прямо под ним.

Художник скинул на руки Эмили сюртук и высоченный цилиндр, забрал у нее этюдник, взвалил на спину и полез по суковатому стволу «Старины Харди». Собственный блокнот при этом он зажал в зубах, так что мог упираться и подтягиваться двумя руками.

– Это просто восхитительно, Ада! – прошептала Эмили, увидев подругу. – Мистер Теркер – художник бурь и закатов. Он говорит, что нет дерева слишком высокого для мастера, желающего получить наилучший вид!

Ада и Эмили задрали головы. У Теркера слова не расходились с делом. Он добрался почти до верхушки и завис на тонкой, раскачивающейся ветке. Ветер задул сильнее. Грянул гром. Под взглядами девочек художник вытянул брючный ремень и привязался к ветке. Затем выхватил карандаш из-за уха, выпустил блокнот из зубов и…

Черные грозовые тучи расступились так же быстро, как и собрались. Грянул-Гром-Холл со всеми своими лугами и парками снова окунулся в яркий солнечный свет, льющийся с голубого неба.

Уильям Теркер, привязанный к самой высокой ветке «Старины Харди», затрясся от ярости.

– Неужели так трудно соорудить мало-мальскую бурю? – завопил он, потрясая кулаком в сторону небес. – Хотя бы летнюю грозу, а? Ну хоть смерчик какой-нибудь! Верхушки деревьев, шпили, мачты – куда я только не забирался! И всякий раз одно и то же.

Теркер захлопнул блокнот и прислонил к глазам, как козырек.

– Мне даже на закаты пришлось переключиться…

Он отвязался от ветки и принялся спускаться.

– …Но они, чтоб им закатиться, и близко не такие живописные!

Ада и Эмили дождались, пока художник спустится и спрыгнет на землю. Эмили передала ему сюртук и цилиндр, тот вернул ей ящик с красками.

– С вами все в порядке, мистер Теркер? – поинтересовалась Эмили.

– Ну… да… Да, моя милая, – ответил тот, натягивая сюртук и водружая на голову цилиндр. – Порою я говорю себе: «Относись к своим картинам проще! Кому они нужны…»

– Что вы! Мне бы очень хотелось на них взглянуть.

– Конечно, увидишь, моя милая, – ответил Теркер, лицо его разгладилось. – На нашей выставке и лотерее во время Праздника Полной Луны и увидишь.

Он всмотрелся в гравиевую дорожку за парком и добавил:

– А вот, кстати, и шпигель-шатер прибыл. На кембрийской фуре.

Ада посмотрела туда же, куда смотрел художник, и увидела, как в ворота Грянул-Гром-Холла въезжает самая большая телега, которую Аде когда-либо доводилось видеть. Ее волокла целая команда из восьми длинношерстых волов[8], которыми управляла дама в огромном широкополом чепце трубой и темных очках.

Ада, Эмили и Уильям Теркер подошли к крыльцу. На его вершине стоял Мальзельо. Кембрийская фура подкатила туда же.

– Вот, шпигель-шатер привезла, – сказала дама в чепце трубой. – Куда заносить-то?

– На задний двор, – ответил Мальзельо. – Трубочист покажет вам дорогу.

Ада увидела Кингсли, идущего со стороны беговельных гаражей. Механики, разносившие вещи художников, высыпали из парадных дверей и присоединились к нему.

Откуда-то из глубин Грянул-Гром-Холла раздался протяжный печальный вой.

– Мне еще кое за чем надо присмотреть, – заявил Мальзельо механикам. – За старшего остается Кингсли.

Он повернулся и понесся внутрь дома, хлопнув дверью.

Кингсли, Артур и другие механики выстроились перед длинношерстыми быками, кембрийская фура снова пришла в движение, и вся процессия направилась в сторону Гостиного сада.

– Что ж, раз день такой чудесный, – сказал Теркер без особого энтузиазма, – думаю, надо сделать пару этюдиков на пленэре.

Глаза Эмили расширились от восторга.

– Можно мне с вами? – спросила она.

– Буду рад, – ответил Теркер, оживляясь. – Тут есть такая интересная штука, – с этими словами он указал на Холм амбиций, – которая сулит нам прекрасные виды!

– А как же пурпурная герань? – удивилась Ада. – Ты забыла, что мы должны ее пересадить?

– В другой раз, Ада! – крикнула Эмили, устремляясь вдогонку за Уильямом Теркером, который целенаправленно шагал в сторону беговелодрома. Ада с некоторой досадой посмотрела ей вслед. Потом повернулась на каблуках и пошла по гравиевой дорожке, прямо по глубокой колее, оставленной кембрийской фурой.