– Валь-я-тян, давай помогу!

Да, это был вчерашний клиент. Японец, а работает в Москве. Странный. Впрочем, к ней только такие и ездят – странные. Правда, вот японец – впервые. Он вместо «р», когда нервничал, произносил «л». А вместо «ш» – что-то среднее между «с» и «з». Называл ее то правильно, Варя, то как сейчас – Валь-я. И прибавлял к имени то «тян», то «сан». Маленький, щупленький, в узеньких очках и дутой зимней куртке, он бросился к ней через бурьян, и очень вовремя – у Вари подогнулись ноги, и она буквально упала в его объятия.

– Валия-тян, ай, Вария-сан! – запричитал японец, усаживая юную шаманку на землю (удержать ее он никак не мог). – Подожди, я подюшку плинесу. Подюшку!

Он проворно убежал в дом.

– Подюшку… – прошептала Варя. – Подюшку… Это из сна?

– Из какого сна, Варя-тян? – Японец уже успел прибежать обратно с двумя подушками.

– Мне, кажется, сон такой снился, – пробормотала Варя. – Словно я живу на планете, где все мутанты. А потом… Потом кусок сна не помню, словно синий туман. А потом как будто я сижу на улице и зову… Подушка… Подюшка… По… Дюшка… И…

Она пересела на подушку, чтобы не простыть на холодной земле.

– Сны – это холозо! – авторитетно закивал японец. – Я не помню свои сны. Это плохо.

Солнце пробивало листву желтыми нитями. Варя посмотрела на свои руки: есть ли у нее нити-лучики? Нет, сейчас не было. И ее опять мутило. Но не блевать же при посторонних!

– Зачем ты приехал? – борясь с приступом тошноты, спросила она. (Отец учил: «Со всеми, кому ты провела обряд, переходи на „ты“».)

– Я не могу уехать! Я уехал. Я думал в дороге. Ты та, кто мне ну-же-на. Ты долзна знать выход из мира. Мой пятьдесят раз отец Оенакоши Ташини передал нам, своим внукам внуков: я уходу сейчас, а женщина с клювом даст уйти вам потом. Меня зовут так, как звали его…

Варя тяжело вздохнула и сглотнула слюну. Это не помогло. Ей было по-прежнему очень плохо. Она помнила, что в семье ее клиента всех старших мальчиков называли в честь далекого предка, который много веков назад якобы ушел в лучший мир на глазах у многочисленных родственников. Причем ушел в самом прямом смысле: испустил «луси, как ладуга» (лучи, как у радуги) и ушел, словно испарился. Потом несколько странным образом исчез еще один предок, Ойётамори Си Тисси Байко, «два лаза дедузка» ее клиента (Варя не поняла, это был прадед или дед деда, то есть прапрадед, честно говоря, ей было все равно). Из последних сил борясь с тошнотой, Варя произнесла:

– Спасибо за помощь. Но я провела обряд, спросила духов предков, передала вам все, что они мне сказали, и…

– Я больше ничем не могу вам помочь, – призналась Варя. – Мне надо отдохнуть. Видите, что со мной сделали духи?

– Но я долзен! – взвыл японец с такой страстью, с какой, наверное, самураи рубят головы врагам или совершают харакири. – Долзен! Валья-сан, ты саман высзего класса, ты смозесь отклыть луцьзий мил!!!

Шаман высшего класса собралась было вяло возразить и проехаться насчет «лучшего мира», в который каждый неизбежно попадет своим ходом, но вместо этого не выдержала и извергнула из себя остатки зеленой воды с кашицой лосося. Японец задумался и пришел к выводу, что духи предков тут ни при чем, а девушку надо спасать.

На закате они выехали в Петропавловск-Камчатский. К врачу. В багажнике, бережно завернутый в старое одеяло, молча подпрыгивал на ухабах бубен. Рядом, во втором одеяле, связанном узлом, тихонько тряслись прочие шаманские принадлежности. Третье одеяло, совсем старое и дырявое, скрывало сундучок с принадлежностями для свечной магии и старинными картами. Все это оставлять без присмотра было никак нельзя. Оё уговорил Варю-сан и кое-какие личные вещи взять (они вместились в кожаную дорожную сумку, отцовскую, ручной работы) на тот случай, если ее уложат в больницу. Впрочем, это вряд ли: Варя не смогла найти ни свой паспорт, ни полис, ни какие-либо другие документы. Она даже не помнила, были ли они вообще и как выглядели.

Останавливаться приходилось каждые пятнадцать- двадцать минут: Варю укачивало, у нее болела голова и леденели руки. Когда совсем стемнело, съехали с дороги к ручью и стали устраиваться на ночлег. Небо пошло кляксами туч, стареющая луна выныривала из них сперва часто, потом реже и реже. Порывами налетал ветер, температура падала с каждой минутой. Оё проворно разжег костер, сотворил горячий чай, извлек из машины походное кресло и теплый пуховик, накинул его Варе на плечи поверх ее тонкой куртки. Варя пила обжигающий чай и тряслась от холода. Ее больше не мутило, это был плюс. Но голова гудела все сильнее, это был второй минус (после холода).

– Ницево, ницево, утлом будем в холосей кликс! – утешал ее Оё и развлекал небывальщиной о своих многочисленных предках.

Предки его, если верить рассказам, были все до одного людьми необыкновенными. Вот только ускользнуть в прекрасный «луцьсий мил» удалось всего двоим. Оё был с детства убежден в том, что станет третьим.

Варя никак не могла согреться. Ни пуховик, ни чай, ни костер не помогали.

– Не оцень холосо, сто у тебя нет полиса и пасполта! – озабоченно покачал головой Оё. – Дазе любой ссс-ш-сшаман долзени иметь полис! Как такое могло слутиться, сто у тебя нет бубазек?

– Чего нет? – не поняла Варя.

Она не отрывала взгляда от огня, находилась в полуотключке, но все-таки слышала и реагировала.

– Мубазек! – поправился японец. – То есть бу-маз-жек. Документов. Ты в сколе уцилась?

– В школе… Училась.

– А бубазка об оконьцянии сколы у тебя есть?

Варя задумалась.

– Кажется, я не окончила школу, – неуверенно произнесла она после продолжительной паузы. – Как ходила, помню. Класс свой помню. Я хорошо училась, на пятерки. У меня только по оперхрюку двойка была.

– Что это – опехлю?!

– Оперативное хрюкание. Ну, предмет такой. Сигналы посылать, если что.

– Какие сигналы?

– Ну как… Такие, например… – Варя оторвалась от созерцания огня и выразительно хрюкнула.

Хрюк получился знатный. Японец обалдел. Не нашелся, что ответить. И зааплодировал.

– Да ладно, – засмущалась Варя. – Подумаешь… Просто обычный хрюк… У нас его каждый первоклассник знает.

– Ты осень, осень великий саман, Валя-сан! – пробормотал Оё То Мори, догадавшись: Варя ходила не в обычную школу, а в особую, шаманскую, потому у нее и нет никаких бумажек.

В клинике сначала не хотели Варю принимать.

– Хотя бы паспорт нужен! – объясняли толстые регистратурные тетеньки. – Хотя бы полис. Хотя бы права. Хотя бы что-нибудь!