— … развела, корова! Сейчас человек придёт, а ты что устроила? А ну немедленно всё убрала! — голос Лидии Афинской излучал гнев и обиду. Он слышался то ближе, то дальше от двери, и, судя по всему, в квартире вовсю шла подготовка к её, Леры, принятию.

— После такого и не подумаю, — послышался в ответ другой, более молодой, безэмоциональный голос.

— Ах ты, ведьма! Да как ты смеешь! Что ты вообще здесь делаешь? Да здесь ничего твоего нет, корова ты!

— Я здесь прописана, и мой ребёнок — тоже. Твой внук, между прочим. И доля моя здесь есть, её Саша отписал.

— Прописана? Доля есть? — в голосе Лидии Александровны послышались нотки плача, — Сколько же горя принёс мне этот человек!

— Кого вырастила, то и принёс.

— Как ты смеешь! Это ты ему голову забила, ты его охомутала! Да если б не ты!..

— Да? Будто до меня у вас с ним всё было хорошо.

— Было! Вот представь себе, было!

— А сама мне не жаловалась, что он в дом всякую бесовщину с детства тащит?

— Ведьма ты поганая! Да! Тащил! И я его от этой бесовщины ограждала, как могла, пока он тебя, ведьму, колдунью проклятую, не притащил! А ты его точно приворожила, наколдовала! Всё про тебя знаю, ты…

Лера ткнула в дверной звонок. Она не могла больше это слушать. Впервые в жизни она слышала, чтоб человек ругался с такой злостью, и при этом не матерился. Да если бы в этой тираде было хоть одно нецензурное упоминание гениталий или полового акта, она бы вызывала меньшее отторжение. Впрочем, если за обвинениями в ведьмовстве была некая форма правды, скандал приобрёл бы совершенно другой смысл. Разумеется, Лера не верила в колдовство, но наркологию и токсикологию изучала. Это бы объяснило, почему отношения Александра с женой так быстро сошли на нет.

Крики немедленно прекратились, только ребёнок по-прежнему плакал, не меняя тон. Послышался шум возни, скрип мебели и топот пробежек трусцой. Лера подождала с полминуты и нажала на звонок ещё раз. На пару секунд шум усилился, и дверь, наконец, открылась. За ней показалась женщина лет пятидесяти, в длинном синем платье из лёгкой ткани, с короткими каштановыми волосами, стройная и осанистая. Позади неё стояла другая — платиновая блондинка чуть старше Леры, тоже стройная, но слегка сутулая, с узкими бёдрами и непропорционально большой грудью, в светло-голубых джинсах и белой обтягивающей кофточке с розовым котёнком на принте. Лера отметила разительное сходство этих женщин: острые правильные черты лица, орлиные носы, зелёные глаза и аристократическое безэмоциональное выражение. Александр — или тот, кто себя так называл — был совершенно на них не похож. Лера переступила порог.

— Лидия Александровна, здравствуйте. Мы вчера говорили с вами по телефону.

— Да, мы вас ждали, Валерия…

— Тимофеевна. А вы, должно быть, супруга Александра… — обратилась Лера ко второй женщине.

— Да, ответила та, — Меня зовут Анна Филипповна

Плач ребёнка начал стихать. Видимо, младенец устал. Лера осмотрелась вокруг. Прихожая была перегружена новенькой, но очень плохо собранной мебелью. Створки двух платяных шкафов не сходились друг с другом, а кривовато торчащие ящики явно не закрывались до конца. Под потолком висела огромная массивная люстра с одной ввёрнутой лампочкой из пяти. Напротив входа, по обеим сторонам от обклеенной яркими аппликациями двери, стояли два одинаковых комода, уставленных какими-то статуэтками. Правый немного покосился, а из-за приоткрытой дверцы левого виднелась куча тканевого хлама, едва не выпадающая наружу. Справа от комодов висели полоски пёстрой ткани, судя по всему загораживающие проход в коридор. Между ними и входной дверью стояли несколько декоративных, но потёртых вешалок с кучей одежды, в том числе летней. На противоположной стене висело ростовое зеркало, а по обеим сторонам от него — с десяток икон. Лера никогда не видела столько икон в квартире в одном месте. Она вообще не видела столько икон. И всё, кроме них — шкафы, комоды, вешалки, люстра, даже розовые обои на стенах — было обклеено вырезанными из цветной бумаги цветами, листьями и лепестками. Здесь было невероятно тесно, а глаза не знали, за что в этом буйстве цветов и деталей зацепиться.

— Проходите, пожалуйста, — Лидия Александровна открыла дверь с аппликациями, — Обувь и пальто оставьте на вешалках.

За дверью оказалась гостиная, по убранству напоминающая прихожую. Слева была мебельная стенка, тоже плохо собранная, а вдоль правой стены располагался диван, покрытый узорчатым чехлом. Окно напротив входа закрывали тяжёлые шторы, а освещалась комната люстрой, ещё более массивной, чем в прихожей, с двумя рабочими лампочками из пяти. Бумажные цветы также покрывали стены и мебель вокруг двери, но они постепенно пропадали ближе к окну. А над диваном тоже висели иконы, и их было ещё больше, чем в прихожей, двадцать или тридцать. Посреди комнаты стоял массивный и с виду старый деревянный стол, а вокруг него — шесть стульев, за один из которых Лидия Александровна и предложила Лере сесть. Сама она опустилась напротив, Анна же расположилась на диване.

— И так, — начала Лидия Александровна, можно узнать, что именно вас интересует, и какую роль в этом деле вы всё-таки играете?

— В центре психического здоровья находится человек, называющий себя вашим сыном, и я занимаюсь его случаем…

— Мне говорили об этом. Но феноменом того человека занимается психиатр-мужчина… как же его зовут…

— Владимир Захарович, — догадалась Лера по слову "феномен", — Я его помощница.

— Да, Владимир Захарович, точно. Он не говорил о вас, но раз вы от него, я могу ответить на ваши вопросы, хотя не понимаю, в чём тут смысл. Александр погиб в аварии два года назад.

— Вы уверены в этом? По моим данным отпечатки пальцев пациента совпадают с отпечатками вашего сына.

На лице Лидии Александровны отразилось изумление.

— Нас с Аней приглашали на опознание трупа. Это был он…

— И на похоронах вы видели его тело?

Женщина смутилась. Заметив это, в разговор вступила Анна:

— Мы не были на похоронах.

— Можно поинтересоваться, почему?

— Потому что он был домашним тираном. Он неоднократно наносил нам телесные повреждения.

— Это долго продолжалось?

— Почти с самой свадьбы.

— А вы помните примерно, сколько раз это было?

— А какое это имеет значение? — спросила Лидия Александровна.

— Это важно для понимания его психического состояния.

Лера чувствовала, что эти женщины не очень хотят рассказывать секреты их семьи, и не видят веских причин для этого. Их надо было замотивировтаь.

— Понимаете, в чём тут дело. Есть версия, что Александр жив. Его отпечатки совпадают с отпечатками сумасшедшего, которого мы подозреваем в шизофрении. Но если мы ошибаемся, он может быть опасен. Нам важно знать, мог ли он инсценировать свою смерть, убив кого-то вместо себя, и бежать. Он может попытаться отомстить. Важно поставить правильный диагноз, чтобы оградить его от общества.