– Твоя мама говорит, что ты молчишь. Она сказала, что тебе нечего сказать, но я думаю, что это неправда. Я думаю, тебе есть что сказать, но ты не знаешь, как это сделать.

По моей щеке скатилась одинокая слеза, и я отвернулась, чтобы он не увидел, как я плачу. Но он все равно увидел эту слезинку. Остальным слезам я позволила стекать по моему лицу на мамину подушку.

Он тихо произнес:

– Это ведь я виноват. Мы должны были встретиться в лесу для репетиции, но я слишком долго выбирал галстук, который бы тебе понравился. Ты, наверное, решила, что я не пришел специально, но это не так, Мэгги Мэй. Клянусь, я собирался встретиться с тобой, а когда пришел, тебя не было. Прости меня.

Я слушала, как Брукс шмыгает носом, и из моих глаз снова потекли слезы.

Он продолжал говорить:

– Мне так жаль. Прости меня, прости…

Мы полежали еще несколько минут. Слезы продолжали капать из моих глаз, и он не пытался меня успокоить. Возможно, у меня разыгралось воображение, но мне показалось, что Брукс плакал вместе со мной.

– Кто хочет мороженого? – сказал папа, врываясь в свою спальню. Мы с Бруксом все еще были там. Я не знала, как это случилось, но в какой-то момент мы с Бруксом взялись за руки. Я не нашла в себе силы убрать свою руку.

Мы сели, и Брукс быстро убрал свою.

– Я бы с удовольствием съел мороженого, – проорал он.

Мама встала позади папы и нахмурилась.

– Брукс, ты уже давненько не показывался дома. Наверное, тебе стоит пойти к себе. Если ты не против, нам нужно побыть в кругу семьи. – Она не хотела быть грубой, но по улыбке Брукса я поняла, что он задет.

Для большинства людей это была обычная улыбка, но я знала, что так он улыбался, когда смущен.

– Конечно, миссис Райли. Простите. Я пойду. – Он повернулся ко мне и криво усмехнулся. – У тебя все хорошо, Мэгги Мэй?

После несчастного случая он задавал мне этот вопрос каждый день. Я медленно кивнула.

Все хорошо, Брукс.

Он встал с кровати и направился к выходу из спальни, но папа откашлялся.

– Наверное, было бы здорово, если бы Брукс поехал за мороженым вместе с нами.

– Эрик, – запротестовала мама, но папа успокаивающе положил руку ей на плечо.

– Но только если Мэгги скажет, что все в порядке, – закончил он, глядя на меня.

Брукс бросил на меня полный надежды взгляд, и я не смогла ему отказать. В конце концов, он слышал мое молчание. Я согласилась, мы все обулись и пошли к входной двери. Когда все вышли на улицу, я остановилась на пороге.

Меня охватила паника, в груди все сжалось. Что если он все еще там? Что если он ждет меня? Что если он ждет, чтобы сделать мне больно? Или сделать больно кому-то другому, или…

– Мэгги, – сказала мама, глядя на меня. Она подняла бровь. – Пойдем, дорогая.

Я изо всех сил старалась выйти из дома. Я изо всех сил старалась идти вперед, но меня охватил невыносимый ужас. Каждый раз, когда я пыталась убедить себя сделать шаг вперед, как-то получалось, что я делала шаг назад.

– Что ты делаешь? – спросил Кельвин, глядя на меня так, как будто я сошла с ума.

И это читалось во взглядах каждого из них.

А вдруг так и есть?

Вдруг я сошла с ума?

«Я слышу его голос, – подумала я. – Я слышу, как он просит меня вести себя тише. Он видит меня. Он может причинить мне боль».

Я отступала в дом, а когда я уперлась спиной в стену, подпрыгнула от страха. Я не могу выйти на улицу. Там небезопасно. Я это точно знаю. Все, чего я хочу, – это быть в безопасности.

Мир был страшен, и в последнее время у меня было больше страха, чем сил.

– Мэгги, пойдем, – простонала Шерил. – Ты все портишь.

Мама ущипнула Шерил за руку.

– Перестань, Шерил Рей!

Но она была права. Я все порчу.

Простите. Простите.

Я отступила еще на шаг. Не успела я опомниться, как ноги сами понесли меня обратно в спальню родителей. Это было самое безопасное место, которое я знала, и я не знала, как оттуда уйти. Забравшись под их одеяла, я почувствовала, как все мое тело сотрясает дрожь. Я не могу дышать. Я не могу заглушить шум в своей голове. Я не могу отключить свой мозг.

Когда одеяла сдвинулись, я схватилась за края, пытаясь удержать их.

Он нашел меня. Он нашел меня.

Я посмотрела в глаза папе, и меня накрыло волной облегчения. Мои глаза были широко раскрыты, в них читалась паника, а исходящие от него волны беспокойства были почти осязаемыми. Он лег на кровать и забрался ко мне под одеяло. Я не могла унять дрожь.

«Тише…

Тишееее…»

Голос дьявола отравил мою память. Каждая моя мысль сопровождалась воспоминанием о его шепоте. Я не могу выйти из дома. Если я это сделаю, он увидит меня. Я не могу говорить. Если я это сделаю, он услышит меня.

– Мы разберемся с этим, Мэгги, – сказал папа, обнимая меня. – Мы это исправим, чего бы нам это ни стоило.

До этого папа никогда мне не лгал.

Когда он встал, чтобы выйти в коридор и поговорить с мамой, я плотнее закуталась в одеяло. Я не могла унять дрожь, когда слушала, как мама говорит о своих самых потаенных страхах.

– А что если она никогда не оправится? Что если она никогда снова не станет собой? Что подумают люди? Что они скажут?

– С каких это пор нас волнует, что говорят люди?

– Эрик. Нас всегда волнует, что подумают о нас люди.

Это был первый раз, когда я почувствовала трещину в фундаменте родительской любви.

И все это было из-за меня.

Брукс

– Дурацкий галстук цвета грязи. Дурацкий фиолетовый галстук. Как же это глупо! – бормотал я, заталкивая все галстуки в верхний ящик комода.

Ненавижу галстуки. Это из-за них я опоздал. Ненавижу себя. Это из-за меня Мэгги оказалась в лесу одна.

Я пытался закрыть ящик комода и все сильнее злился. Он не закрывался, потому что в нем было слишком много вещей.

– А-А-А! – закричал я, ударив по нему кулаком. – Ненавижу вас! Ненавижу!

Я пнул комод, вложив в этот удар все свои силы, но это не дало ровным счетом ничего. Я прохромал к стене и потер палец ноги.

– Брукс, все в порядке? – в комнату вошла мама. В ее взгляде ясно читалось беспокойство. Она уже надела халат и была готова ехать в больницу, где работала медсестрой. Она посмотрела на часы, и я понял, что она опаздывает.