class="stanza">

Я хотел, чтоб мы были врагами,

Так за что ж подарила мне ты

Луг с цветами и твердь со звездами —

Всё проклятье своей красоты?

И коварнее северной ночи,

И хмельней золотого аи,

И любови цыганской короче

Были страшные ласки твои…

И была роковая отрада

В попираньи заветных святынь,

И безумная сердцу услада —

Эта горькая страсть, как полынь!

29 декабря 1912

Из цикла «Ante lucem»

(1898–1900)

«Пусть светит месяц — ночь темна…»

Пусть светит месяц — ночь темна.

Пусть жизнь приносит людям счастье, —

В моей душе любви весна

Не сменит бурного ненастья.

Ночь распростерлась надо мной

И отвечает мертвым взглядом

На тусклый взор души больной,

Облитой острым, сладким ядом.

И тщетно, страсти затая,

В холодной мгле передрассветной

Среди толпы блуждаю я

С одной лишь думою заветной:

Пусть светит месяц — ночь темна.

Пусть жизнь приносит людям счастье, —

В моей душе любви весна

Не сменит бурного ненастья.

Январь 1898. С. — Петербург.

«Полный месяц встал над лугом…»

Полный месяц встал над лугом

Неизменным дивным кругом,

Светит и молчит.

Бледный, бледный луг цветущий,

Мрак ночной, по нем ползущий,

Отдыхает, спит.

Жутко выйти на дорогу:

Непонятная тревога

Под луной царит.

Хоть и знаешь: утром рано

Солнце выйдет из тумана,

Поле озарит,

И тогда пройдешь тропинкой,

Где под каждою былинкой

Жизнь кипит.

21 июля 1898. С. Шахматово

«Помнишь ли город тревожный…»

К. М. С.

Помнишь ли город тревожный,

Синюю дымку вдали?

Этой дорогою ложной

Молча с тобою мы шли…

Шли мы — луна поднималась

Выше из темных оград,

Ложной дорога казалась —

Я не вернулся назад.

Наша любовь обманулась,

Или стезя увлекла —

Только во мне шевельнулась

Синяя города мгла…

Помнишь ли город тревожный,

Синюю дымку вдали?

Этой дорогою ложной

Мы безрассудно пошли…

23 августа 1899

«Медлительной чредой нисходит день осенний…»

Медлительной чредой нисходит день осенний,

Медлительно крути́тся желтый лист,

И день прозрачно свеж, и воздух дивно чист —

Душа не избежит невидимого тленья.

Так, каждый день стареется она,

И каждый год, как желтый лист кружится,

Всё кажется, и помнится, и мнится,

Что осень прошлых лет была не так грустна.

5 января 1900

«Поэт в изгнаньи и в сомненьи…»

Поэт в изгнаньи и в сомненьи

На перепутьи двух дорог.

Ночные гаснут впечатленья,

Восход и бледен и далек.

Всё нет в прошедшем указанья,

Чего желать, куда идти?

И он в сомненьи и в изгнаньи

Остановился на пути.

Но уж в очах горят надежды,

Едва доступные уму,

Что день проснется, вскроет вежды,

И даль привидится ему.

31 марта 1900

Из цикла «Стихи о прекрасной даме»

(1901–1902)

«Нет конца лесным тропинкам…»

Нет конца лесным тропинкам.

Только встретить до звезды

Чуть заметные следы…

Внемлет слух лесным былинкам.

Всюду ясная молва

Об утраченных и близких…

По верхушкам елок низких

Перелетные слова…

Не замечу ль по былинкам

Потаенного следа…

Вот она — зажглась звезда!

Нет конца лесным тропинкам.

2 сентября 1901. Церковный лес

«Мы живем в старинной келье…»

Мы живем в старинной келье

У разлива вод.

Здесь весной кипит веселье,

И река поет.

Но в предвестие веселий,

В день весенних бурь

К нам прольется в двери келий

Светлая лазурь.

И полны заветной дрожью

Долгожданных лет,

Мы помчимся к бездорожью

В несказа́нный свет.

18 февраля 1902

«Люблю высокие соборы…»

Люблю высокие соборы,

Душой смиряясь, посещать,

Входить на сумрачные хоры,

В толпе поющих исчезать.

Боюсь души моей двуликой

И осторожно хороню

Свой образ дьявольский и дикий

В сию священную броню.

В своей молитве суеверной

Ищу защиты у Христа,

Но из-под маски лицемерной

Смеются лживые уста.

И тихо, с измененным ликом,

В мерцаньи мертвенном свечей,

Бужу я память о Двуликом

В сердцах молящихся людей.

Вот — содрогнулись, смолкли хоры,

В смятеньи бросились бежать…

Люблю высокие соборы,

Душой смиряясь, посещать.

8 апреля 1902

«Там — в улице стоял какой-то дом…»

Там — в улице стоял какой-то дом,

И лестница крутая в тьму водила.

Там открывалась дверь, звеня стеклом,

Свет выбегал, — и снова тьма бродила.

Там в сумерках белел дверной навес

Под вывеской «Цветы», прикре́плен болтом.

Там гул шагов терялся и исчез

На лестнице — при свете лампы желтом.

Там наверху окно смотрело вниз,

Завешанное неподвижной шторой,

И, словно лоб наморщенный, карниз

Гримасу придавал стене — и взоры…

Там, в сумерках, дрожал в окошках свет,

И было пенье, музыка и танцы.

А с улицы — ни слов, ни звуков нет, —

И только стекол выступали глянцы.

По лестнице над сумрачным двором

Мелькала тень, и лампа чуть светила.

Вдруг открывалась дверь, звеня