Исследования, проводившиеся на протяжении многих десятилетий, в том числе исторически значимое, занявшее несколько десятилетий Фрамингемское исследование сердца (Framingham Heart Study) [27], связывают сердечные заболевания с различными факторами риска, включая высокий уровень холестерина в крови и гипертонию, которые являются следствием скудного рациона. Более того, несколько международных [28] и миграционных исследований [29–31] показывают, что питание как фактор окружающей среды играет не второстепенную, а, напротив, наиболее значимую роль в риске возникновения сердечных заболеваний. Подтверждающие научные эксперименты прошли более 60 лет назад: в исследовании 1946–1958 годов доктор Лестер Моррисон [32] разделил группу людей, выживших после сердечного приступа на две части – контрольную и экспериментальную. В экспериментальной группе он проинструктировал пациентов снизить потребление жиров и пищевого холестерина с 80–160 граммов жира и 200–1800 миллиграммов пищевого холестерина до 20–25 граммов и 50–70 миллиграммов соответственно. Спустя 12 лет все пациенты контрольной группы были мертвы, а 38 % участников экспериментальной группы выжило.

Более поздние исследования [2, 33] показывают, что этот 38-процентный коэффициент выживаемости может быть увеличен (до 90 %), если сдвиг в диете будет еще существеннее, чем просто протокол с низким содержанием жиров, разработанный Моррисоном (в его исследовании, например, пациентам все еще разрешалось есть небольшое количество нежирного мяса). Тем не менее результаты не могли бы быть яснее: то, что мы едим, имеет решающее значение для исхода болезней сердца.

Подобные формы доказательств, включая международные корреляционные исследования, исследования миграции и экспериментальные исследования на лабораторных животных, аналогичным образом связывают рацион с раком, диабетом, ожирением, заболеваниями почек и т. д.

Объединив результаты приведенного эксперимента и консервативные оценки потенциального влияния плохого питания, которое, как мы видели ранее, предполагает, что огромное количество смертей от болезней сердца [2], рака [3], инсульта [3] и медицинских ошибок (при условии снижения потребности в лекарствах и других медицинских вмешательствах, дающих возможность для таких ошибок) можно предотвратить с помощью скорректированного рациона[31], вы сможете увидеть, как изменился ранее представленный CDC список основных причин смерти.

Это составляет более миллиона человеческих жизней, которые мы теряем ежегодно. Я думаю, для подобной ситуации как нельзя кстати пришлась бы фраза «пространство для потенциального роста и улучшений», ведь при надлежащем питании жизни, утраченные из-за преждевременной болезни, можно было бы спасти, а огромные финансовые средства, освободившиеся за счет этого, перенаправить на финансирование проектов и законов, которые будут способствовать процветанию нашего сообщества.

Если я прав в своей оценке, то почему не увеличивается количество людей, уделяющих внимание питанию как ключу к решению проблемы? Почему мой отец, как и многие другие, не узнал об исследовании болезни сердца Моррисона, которое проводилось задолго до его второго сердечного приступа, ставшего смертельным? Почему питание не является центральной частью обучения кардиологов, онкологов и других практикующих врачей всех специальностей? Почему мы не заинтересованы в изучении диетических моделей других культур, которые почти не страдают от случаев сердечных заболеваний [35] – нашего убийцы номер один? Почему мы по-прежнему недооцениваем важность питания и вместо этого тратим огромное количество времени и ресурсов на инвазивные процедуры и фармацевтические решения, приносящие лишь временное облегчение?

Ответить на данные вопросы можно с помощью двух наблюдений. Первое заключается в том, что наша преобладающая культурная концепция утверждает, что плохое питание и болезнь связаны лишь частично. Степень, в которой люди верят в это постулат, зависит от самой болезни (например, большее количество людей готово утверждать, что питание играет роль в отношении заболеваний сердца, чем в отношении рака), но в целом современное общество не считает плохое питание основной причиной большинства болезней, и уж тем более оно не считается лекарством. Даже в тех случаях, когда мы признаем роль питания, она часто вторична. Например, вероятно, в какой-то момент вам советовали хорошо питаться, чтобы минимизировать риск развития генетически детерминированного заболевания. Представление о том, что питание может не только минимизировать такой риск, но даже устранить его и во многих случаях предотвращает генетический детерминизм[32], не является широко распространенным. Да, мы говорим о питании, советуя «диеты, полезные для сердца» и тому подобное, но они обсуждаются поверхностно и всегда совместно с другими вариантами изменения образа жизни, такими как упражнения.

Но что очень важно: мы также сбиты с толку самим понятием правильного питания – и это второе наблюдение. В настоящее время преобладает культурная концепция, гласящая, что, даже если питание и здоровье тесно взаимосвязаны, мы все равно не уверены, что подразумевается под этим самым «здоровым» питанием.

В оставшейся части этой главы и двух следующих я сосредоточусь на первом наблюдении: (неправильное) питание не является ключевым определяющим фактором болезни и здоровья. Второе наблюдение – о путанице, влияющей на наше отношение к пище и ее использованию, – будет подробно обсуждаться в частях II и III книги. На данный момент, однако, стоит повторить, что образ жизни и ЦРД являются противоречивыми, потому что они бросают вызов двум преобладающим представлениям, укоренившимся в нашем обществе.

Ни в одной области польза правильного питания и, наоборот, вред неправильного, не ценится меньше, чем в области онкологических заболеваний. Это также область, которой я посвятил значительную часть своей исследовательской карьеры, и поэтому я могу говорить о взглядах, которые в ней преобладают, с бóльшим авторитетом, чем в любой другой области.