Мысленно он представлял себе Биргитту бабочкой в закрытой банке. Он поймал и изучает ее, совсем на него не похожую. Совершенно другой человеческий тип. Когда он сказал ей это, она засмеялась. Она смеялась часто. Она идет по жизни смеясь. Она такая красивая, когда смеется, что ему даже больно. Скоро он ей надоест, она заметит, какой он зануда.

Сколько пройдет времени, прежде чем Биргитта заметит, что из них двоих говорит только она? Она настолько его моложе! Настолько жизнерадостнее! Сам Арне иногда задумывался: а стоит ли жить вообще, если это одно страдание? Если даже за влюбленность приходится платить — несвободой и ревностью? Когда Биргитта рядом, ответ был: да, стоит. Но когда он оставался один, то начинал сомневаться.

Когда они встретились впервые, он подумал, что она просто глупенькая девчонка. Красивая фифочка. Она позвонила в его дверь, сказала, что только что сюда переехала, пошла в подвал, где стоял общий морозильник, а тот течет. Арне спустился туда и увидел лужу на полу. В морозильнике хранились продукты из четырех квартир, они оттаяли, рыба и креветки завонялись. Сок из пакетов с замороженной малиной капал на выпечку и куски камбалы. У Арне там лежал заливной угорь, который в свою очередь протек на чей-то шпинат.

Все объяснилось элементарно. Морозильник был просто отключен. Когда Биргитта поняла это, ее темно-синие глаза наполнились слезами. Он заметил, что и плачет она эстетично: ни тебе красного носа, ни хлюпанья, ни потеков косметики. Просто огромные глаза заблестели и переполнились кристально чистой влагой, как озера, и из них хлынули реки.

Она поняла свою ошибку. Она сама же и вытащила шнур из розетки, чтобы включить увлажнитель воздуха, который купила с рук на барахолке, а потом забыла снова включить морозильник.

— Я заплачу за продукты. Но не в этом месяце. Но, может быть, я смогу пригласить вас на ужин?

Он принял ее предложение больше ради того, чтобы она перестала плакать. Было ощущение, что это он виноват, а она — жертва. А ведь он на нее даже не рассердился.

Ужин состоялся тем же вечером. Арне сразу же убедился, что готовить Биргитта не умеет. А он не умел вести разговор. Из чего она приготовила соус для спагетти, понять было невозможно — какая-то белая несоленая каша. Спагетти липли к зубам, а на листьях салата остался песок. Арне было нечего сказать. В последнее время так случалось часто. В ту пору он все еще встречался с Беатрис или, может, с Кристиной? Да нет же, это была актриса, Малин. После того как к ним ворвалась полиция, актриса уехала от него на уединенный хутор Фоле. С ней ему тоже в общем-то не о чем было разговаривать. Его достоинства заключались в другом.

После неудачного ужина они не разговаривали с Биргиттой несколько месяцев. Он видел ее пару раз в «Готландском погребке» вместе с рыцарем Улофом — Рыцарем Золотого Меча, как он звался на турнире. Они здорово смотрелись вместе. Биргитта, с длинными белокурыми распущенными волосами напоминала средневековую деву. Чаще всего на ней было длинное белое платье с глубоким вырезом, а на шее — золотая подвеска с растительным орнаментом, в средневековом стиле. Дорого, но для нее посильно, ведь у нее отец — ювелир. Она и сама продавала украшения в магазине на Центральной площади. Штампованные копии, как отметил он, проходя мимо в толпе. Не лучшая реклама изысканному ювелирному магазину. Было там несколько необычных моделей, но ничего особо выдающегося.

Ему нравилось смотреть на Биргитту: как она смеется, говорит, танцует. В ней бурлила жизнь. Руки порхали в такт словам, глаза сверкали. Волосы вспыхивали и гасли в лучах, отраженных от дискошара. В синей полутьме выделялось ее белое платье. Она, несомненно, была здесь королевой.

Однажды ночью в июне в его окно постучали. Само по себе неудивительно, если только ты не живешь на третьем этаже. В последнем случае некоторое недоумение вполне объяснимо. Тогда он лежал с ангиной, с температурой тридцать восемь, и среагировал не сразу. Когда постучали в четвертый раз, он сел, спустив ноги с кровати, и перед глазами все поплыло. Но он заставил себя подойти к балконной двери и увидел за стеклом размытый силуэт.

— Можно войти? — спросила Биргитта, пока он стоял и как дурак смотрел на нее. Когда она наконец вошла, он понял, что в комнате стоит тяжелый запах его пота.

— Интересно, наверное, что я здесь делаю? — спросила Биргитта.

Он не ответил и лег в постель.

— Болеешь или как?

Он задумался, что подразумевается под «или как», но спрашивать не стал.

Она плюхнулась без спросу в ногах его кровати, подтянула колени к животу и опустила на них голову — светлые волосы упали вперед как покрывало. Ему стало неловко оттого, что она так близко, думать о том, что она от него ждет, не хотелось.

— Разве у человека нет права остаться невинным?

На мгновение ему показалось, что он бредит, а может, бредила она. Только что она вошла к нему с балкона, опустилась на постель и стала спрашивать, но ее вопросы казались продолжением какого-то иного разговора.

— Что?

— Как по-твоему, имеет мужчина право сердиться, если женщина хочет остаться невинной до свадьбы?

Он попытался подумать, но, кажется, уснул от напряжения.

Когда он проснулся, в комнате было светло, дверь на балкон была открыта, летняя штора трепыхалась в проеме. Пахло свежим хлебом и кофе. На ночном столике стоял стакан со свежей водой и лежали таблетки альведона. Шумел душ. Он сел в кровати, предвкушая. Да, именно так. Было чувство, что теперь все изменится. Она пела в душе. Он узнал несколько строк, это была ария из «Петра Датчанина», оперы, написанной для исполнения на средневековых руинах Висбю: «Ave Maria Stella…» Высокие, прочувствованные ноты. Жалко, акустика там не лучшая. Вот она замолчала. Услышав в коридоре ее шаги, он притворился, что спит.

— Хочешь кисель из ревеня? Можешь глотать?

Он открыл один глаз и улыбнулся:

— Да, спасибо, могу.

В его халате она напоминала гнома из «Белоснежки». Полы волочились по полу.

Она прошла в кухню.

— Я не люблю, когда кисель жидкий, а ты? У тебя есть дома крахмал? Я считаю, что кисель должен выдерживать испытание котом. Если взрослый кот пройдет по поверхности и лапы не увязнут, то, значит, кисель правильный. У тебя есть бритва?

— Ты что, уже переехала сюда?

— Может быть. Ключ от моей квартиры остался у Улофа. Я убежала от него. Я так рассердилась! Он меня не слушает. В ванной, в шкафчике, я, когда искала бритву, нашла фото мамы Улофа. Правда, ее зовут Мона? Как у тебя оказалось это фото? Улоф говорит, что я похожа на нее молодую. Это правда?

— Дьявольщина! — Если бы он не был болен, он бы, наверное, ей врезал. — Иди отсюда!

Она удивленно уставилась на него своими большими синими глазами. И опять эти слезы! Он со стоном упал на подушки.

— Я тебе не нравлюсь.

— Ты мне нравишься, но не трогай мои вещи!