Алиса всё прекрасно видела. Может быть, с интеллектом и эрудицией у неё так себе, но уж совсем курицей она не была, и жизненная смётка у неё такая, что на зависть многим. Поэтому она стиснула зубы и тоже уставилась на Колю, лёгким движением поправив грудь и плавно проведя рукой по бедру. Николай улыбнулся. Ему нравилось, когда Алиса так делала. Но если сама девушка думала, что это некое волшебное движение, приводившее любимого в полную боевую готовность, то для него это был лишь красивый жест, не более того.

– А ещё, – неожиданно грудным голосом закончила выступление Алиса, – ему нужны игрушки. Всякие.

И она облизнула полные губы.

Ольга Викторовна от неожиданности чуть не выронила фенека, а Николай вообще ничего не заметил, задумчиво разглядывая потолок. Похоже, в углу штукатурка легла плоховато, надо было пригнать рабочих, переделать, а то потом это ещё расползётся и будет некрасиво. Он терпеть не мог дефектов в отделке, поэтому все сотрудники знали, что сдать объект шефу гораздо сложнее, нежели самому придирчивому клиенту.

– Колясик, а как его зовут? – демонстративно отвернувшись от Али, спросила Ольга Викторовна.

– Ой, у него длинная родословная, он очень породистый, – затарахтела Алиса.

– С каких это пор в Северной Африке водятся породистые лисы с родословной? – Маман бросила на девушку полный презрения взгляд.

– Но их же давно разводят, отбирают лучших, – промямлила Алиса, подумав, что с родословной переборщила. Но её приятель Вадик сказал, что богатые любят всякие такие фишки, поэтому родословную они сочинили вместе. Вадик тоже приехал из глубинки и был занят поиском богатой спонсорши. У него дела обстояли гораздо лучше, чем у Алисы, так как спрос на парней был выше, чем на девушек. Это не помешало парочке сдружиться на почве общих интересов и иногда заниматься любовью просто так, без обязательств и попыток угодить.

– Мам, к нему там инструкция прилагается. – Николай нашарил в кармане переноски ветеринарный паспорт и фыркнул: – О как! Фердинандо Вельфедоро, ни больше ни меньше.

– Ах ты, крысёныш, – ласково почесала фенека Ольга Викторовна. – Надо ж было так выпендриться с именем. Совсем у людей с головой беда. Помню, была у меня в школе одна замухрышка. Родители – алкаши беспробудные, девица – оторва невообразимая, ещё и смотреть не на что: тощая, три волосины, лицо такое, знаешь ли, неблагополучное. И фамилия у неё была подходящая – Фуфайкина. Так там тоже семья с фантазией оказалась. Дездемоной девочку назвали. Дездемона Ивановна Фуфайкина.

Николай послушно хохотнул, оценив шутку.

Зато Алиса напряглась, встревоженно засопев. Вот к чему карга про фамилии заговорила? Неужели что-то знает?

Фамилия – это была страшная Алисина тайна. Николай как-то не удосужился спросить у неё паспортные данные, и девушка с ужасом ждала, что однажды это случится. И вот сейчас эта мымра с въедливым взглядом и ехидной улыбочкой на что-то намекает.

Любой человек, у которого есть тайна, живёт в постоянном ожидании того, что его секрет узнают. Ему вечно мерещится, что кто-то начал догадываться и вот-вот всё раскроет. Он ждёт подвоха, дёргается и мотает себе нервы.

Алиса была эффектной, яркой девушкой без дефектов. Единственным её недостатком, по её собственному мнению, была фамилия. Барышня с фамилией «Бубендай» никак не располагает к романтике и чему-то серьёзному. Это даже хуже, чем шрам через всё лицо или шестой палец. Это приговор, трагедия и клеймо. Хорошо хоть не «Вбубендай»! Хотя в школе её именно так и дразнили. Вот «Алиса Гордиенко» звучит гораздо приятнее.

Барышня покосилась на будущую свекровь. Та уже оставила тему имён и воодушевлённо тискала радостно попискивавшего фенека.

– Мамуль, тебе зверёк нравится? – Николай улыбнулся и довольно потянулся в кресле.

Белое пушистое чудо тем временем развалилось на коленях Ольги Викторовны, подставив маленькое пузо для чесания. Он хрюкал и поскрипывал от удовольствия, изредка дрыгая лапой. Уши раскинулись в разные стороны. Они ещё явно не дотягивали до обещанных пятнадцати сантиметров, но уже были довольно крупными для столь миниатюрного тельца. Круглые глаза-пуговки фенек блаженно прикрыл, а длинный, не особо пушистый хвост, больше похожий на кошачий, свесил вниз, как тощий шнурок.

– Да разве он может не нравиться, – встряла Алиса, которую никто не спрашивал. – Такая мимишка! Такая няшка!

Взгляд Ольги Викторовны моментально отяжелел. Она поморщилась и презрительно пошевелила губами, прикинув, стоит осадить эту бестолочь или нет. Наверное – нет. Судя по Колясику, ничего серьёзного тут не намечалось. Лишь бы девица сама что-нибудь не предприняла, заловив её наивного мальчика. Но на то у мальчиков и есть мамы, чтобы бдить.

Она выдохнула и решила не мотать себе нервы. Пусть эта рыжая курица тут квохчет, можно потерпеть. А фенек этот, и правда, милашка.

Пусть будет.

– Ты что какая-то тихая сегодня? – Александр испытующе уставился на Машу.

Они только что вернулись с приёма. Маруся нерешительно мялась, боясь снимать то самое красное платье. Ей сейчас вообще хотелось превратиться в черепаху и убраться в бронированный панцирь, чтобы любимый мужчина ни при каких обстоятельствах её оттуда не выковырнул.

Девушку больше не волновал и не будоражил его небесно-голубой взгляд. В голове билась лишь одна мысль: как бы расстаться без скандала. Просто расстаться и забыть. Наверное, она даже тосковать не будет. Потому что по дороге на вечеринку он периодически так на неё поглядывал, что у Маруси даже пятки леденели. Она вдруг довольно легко представила, что любимый и врезать может запросто. Не сейчас, позже. Когда она ещё раз вякнет что-то поперёк его мнения.

Надо же, такой великолепный, такой невероятный, и такой опасный.

Как оборотень.

В голову как назло лезли всякие глупости из Интернета. В последнее время появилось слишком много новостей про женщин, убитых сожителями в порыве бешенства. Наверное, Саша даже в бешенство не впадёт, а просто свернёт ей шею. А потом отряхнёт руки, как тогда, на лестнице, словно испачкавшись.

Маруся и раньше слышала про домашнее насилие. Ей казалось, что бабы сами дуры. Если мужик поднял на тебя руку – надо бежать. Да не просто бежать, а вызвать полицию, дать сдачи, собрать вещи, хлопнуть дверью… В общем, всё просто, и нет повода для скулежа. О том, что можно так необъяснимо бояться, трястись и при этом не иметь моральных сил уйти, она даже не подозревала. Она не просто опасалась Сашу, она боялась его до судорог. И одна лишь мысль о том, что она начнёт собирать вещи, а он увидит, вызывала у Маши головокружение. Понятно, что бежать надо без вещей. Но куда?

Это было чудовищно. Двадцать первый век на дворе, а она рассуждает, как какая-то рабыня, у которой нет выхода. Да что он ей сделает, в конце концов? Убьёт, что ли?

Убьёт.

Почему-то Маруся вполне допускала, что запросто убьёт. Может быть, стоило поговорить? Вдруг она всё усложняет, а на самом деле Саша легко её отпустит?