правое крыло паровоза. Но единодушие всех, кто пришел в тот день в редакцию, их горячее одобрение нашего почина вдохновляли, звали на дальнейшую борьбу за лучшее использование паровоза.

Радостные и волнующие события следовали одно за другим. 30 июля состоялась встреча передовых железнодорожников в Кремле с руководителями партии и правительства. Более 400 человек со всех концов страны, со всех ее дорог собрались на совет в Большом Кремлевском дворце.

— Вот так, Петр! — радостно воскликнул Макар Васильевич, — когда я, готовясь к очередному рейсу, пришел к дежурному по депо. И похлопав по плечу, добавил: — Видишь, какое значение придает партия работе железных дорог. Давайте, ребята, с ветерком! Чем смелее действует комсомольская бригада, тем больше железнодорожников равняются на вас, передовиков, осваивают ваш опыт…

Оживление чувствовалось везде.

— Ты представляешь, — слышали мы голоса паровозников, поднимаясь в будку локомотива, — наши товарищи, рядовые труженики, теперь в Москве совещаются с руководителями партии и правительства!

Раздался гудок, поезд тронулся. Машина медленно набирает скорость. Увеличиваю подачу пара в цилиндры, чувствую, как растет мощь стального великана. А сколько сил еще в запасе!

Сквозь облака дыма и пара видно, как в небе мерцают звезды. В воображении возникают бескрайние просторы Родины, на которых бурлит новая жизнь. Гремит, кует металл, добывает уголь Кузбасс, расправляют свои могучие плечи заводы, стальные магистрали связывают в единое целое области и районы нашей страны.

Об огромном значении для СССР дальнейшего развития сети железных дорог, о путях превращения отсталого транспорта в первоклассный говорилось в материалах и документах Кремлевской встречи. Многочисленные публикации центральной и местной печати с теплотой называли имена железнодорожников. Мы убеждались в том, что рейсы не только регистрируются в маршрутных листках, не только отмечаются на диспетчерских графиках: о них знают и в Москве. Там, в Кремле, обсуждают наши начинания. И эти заботы ленинской партии и правительства о работниках транспорта вдохновляли нас на самоотверженный, героический труд.

Во время следующего рейса я с бригадой повысил среднюю техническую скорость поезда до сорока километров в час. Это было весомым достижением при вождении грузовых поездов в то время. Однако мы понимали: используем резервы еще далеко не полностью.

Прошло несколько дней. Окрыленные успехом, мы снова собираемся в рейс. Поезд тяжеловесный, маршрут: Славянск — Ясиноватая. На участке, где будет проходить рейс, профиль сложный — за Константиновкой затяжной подъем, крутые кривые…

— Ну, хлопцы, — обращаюсь к бригаде, придется нам поработать с полной выкладкой…

— Не в первый раз, — улыбается кочегар и поднимается по ступенькам в будку.

Остановились в Константиновке. Набрали воды, осмотрели машину, снова поехали, набирая скорость. Вот и подъем… Регулятор — до конца, реверс — на третий, четвертый, пятый зуб!..

Машина уже мчится стремительно, так, что путейцы на перегонах наклоняются, хватаются за фуражки. На полевых станциях дежурные выходят на перроны, удивляясь, пожимают плечами. Еще бы, скорость какая! Хорошо, когда поезд летит, как на крыльях, рассекая воздух могучей грудью, в лицо бьет ветер, все вокруг мерцает, меняется, как в калейдоскопе!

Приехали… Вытираем потные, закопченные лица. Облегченно вздыхаем.

— Ну, как? — интересуются товарищи. — Сколько ехали от Константиновки до Ясиноватой?

— Два часа и семь минут! — радостно кричу, подталкивая друзей. — Это вместо трех часов и двух минут, предусмотренных графиком!

Наша комсомольская бригада с каждым рейсом добивалась все более высоких показателей. И не только наша. Теперь уже большинство паровозников работало с огоньком, с напором. Те, кого еще совсем недавно новые нормы приводили в смятение, испуг, поняли: волновались зря, потребность в паровозах, а также и в машинистах не уменьшилась. Вышло наоборот: ощущалась нехватка людей. На каждом локомотиве уже работали по три бригады. Продолжительность рейса теперь значительно, почти вдвое, сократилась. Уже не надо было класть в дорожный сундучок много продуктов — услугами бригадных домов пользовались от случая к случаю. Приведешь поезд в Лозовую или Ясиноватую, а уже сигналят «вперед!», маршрут для обратного рейса подготовлен. Так и получалось: сделал поездку, а через несколько часов возвращаешься домой.

Это было в том же 1935 году. В ясный солнечный день наш паровоз стоял на промывочном ремонте. Я зашел к дежурному по депо. Он сидел за столом, в руках держал небольшой лист бумаги.

— Вот телеграмма из Наркомата, — встретил меня с улыбкой и протянул почтовый бланк:

— Читай, там о тебе…

Беру телеграмму, читаю несколько строчек. Радость какая: меня наградили орденом Ленина!

Не помню, как выбежал во двор. Меня окружили товарищи. Поздравления, объятия.

— Высокая награда! — слышу будто сквозь сон. Вокруг говорят о коллективе, о наших успехах…

Домой не шел, а бежал. На пороге остановился, потом резко открыл дверь. Жена Анна Алексеевна встревожилась:

— Случилось что-то?

— Да, случилось! Смотри… — подал ей телеграмму.

Прочитала. В глазах радость. Сама труженица, она хорошо знала, каков он, наш труд, высоко ценила рабочую честь.

Наши возбужденные голоса услышали соседи, телеграмма пошла по рукам. Обсуждали ее и на следующий день в красном уголке, где состоялось торжественное собрание. Мои родители сидели в переполненном зале, в руках охапки цветов. Горячо и взволнованно выступали товарищи, поздравляли, желали новых успехов.

Тот радостный день и взволнованные слова отца: «Власть наша — самая справедливая, потому что она народная», — запомнились мне на всю жизнь.

За высокие трудовые достижения Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР наградил орденами двадцать восемь передовых железнодорожников. В их числе: машинист Шулипа и начальник станции Красный Лиман Цейтлин, машинист Григоренко, начальник депо Лобанов из Красноармейска и другие. Многих из этих людей я знал лично, о трудовых достижениях других читал в газетах, слышал по радио.

Теперь в наш дом зачастил почтальон, приходило много писем. Их обратные адреса: Омск, Пермь, Волховстрой, Оренбург, Саратов, Харьков… И вот в моих руках письмо известного всей стране горняка Никиты Изотова, инициатора движения за передачу передового опыта молодым рабочим. Это движение вошло в историю под названием изотовского.

«Не удивляйся, товарищ Кривонос, — писал он, — что ты, неизвестный еще недавно машинист, удостоен такой высокой чести. Тебя не так уж трудно было увидеть. Я же работал под землей, простым забойщиком, однако меня нашли, вырастили и подняли. Это доказательство того, что партия и правительство умеют ценить людей, которые самоотверженно борются за дело социализма. Однако, товарищ Кривонос, эта великая честь, которая выпала на нашу долю, возлагает на нас и большие обязанности. Для пас, орденоносцев, мало хорошо работать, мы должны также учить других, опыт своей работы передавать на все участки. Это главное…»

Простые, дружеские слова человека, которого в нашей стране знали все, глубоко взволновали меня, особенно его выводы о том, что теперь надо не