Леонора де Кория пожала плечами:

– Ну и что с того? Единственное, что мне хотелось бы знать, – какую роль в этом случае он для меня отвел и не слишком ли вы им увлечены. Если вы думаете, что Марк Трайтон в вас влюблен, то глубоко ошибаетесь. У вас нет никаких надежд.

– О каких надеждах вы говорите? Сеньора, меня же только недавно покинул жених!

– Ну и что же? Вам может показаться, что я вам не симпатизирую, но на самом деле мне вас очень жалко. Вы же еще такая молодая и неопытная. Я старше вас и знаю, как удержать любимого. Любая испанская девушка не устояла бы перед чарами такого мужчины, как Марк Трайтон.

– Но я не испанка, сеньора. Вы же сами это только что сказали.

– Не ловите меня на слове! Я признаю, что не учла вашей гордости англичанки, но Марк с его готовностью изобразить из себя благородного рыцаря… Как бы то ни было, но нам обеим многое стало ясно, и теперь, если вы присядете, мы сможем спокойно поговорить о деле.

Эмма неохотно опустилась в кресло. «Если эта сеньора такая неприятная женщина, то какой может оказаться ее свояченица?» – подумала она и стала отвечать на вопросы Леоноры де Кория.

Да, машину она водит, хорошо плавает, у нее крепкое здоровье и африканскую жару она переносит легко.

– А что Марк рассказал вам о Пилар? – наконец спросила сеньора де Кория.

– Он сказал, что она и по сей день глубоко скорбит по своему умершему брату и что вы хотели бы ее из этого состояния вывести. Тогда я ответила ему, что с этой задачей лучше всего могли бы справиться вы, сеньора. А мистер Трайтон сказал, что причину, по которой эту задачу хотят возложить на компаньонку, объясните мне вы.

На губах Леоноры де Кория появилась улыбка, но тут же исчезла.

– Какой же Марк тактичный! – тихо произнесла вдова. – Вызвал у вас симпатию к Пилар, а меня не стал представлять монстром. Придется мне его за это поблагодарить. Ну что ж, буду с вами более откровенна. Пилар так сильно переживает смерть Хайме, потому что она его очень любила. Понимаете?

– Да, понимаю, – кивнула Эмма, стараясь скрыть неприязнь, которую вызывала в ней эта женщина.

– Вот и хорошо. Теперь мне не надо подробно объяснять вам, почему я не убиваюсь по богатому мужу так, как это делает его сестра. Видите ли, не я его выбрала, а он меня. Вы понимаете, что страдания Пилар меня раздражают. В них я вижу для себя укор. Более того, это дитя постепенно переносит свою любовь и на меня. А я уже этим пресытилась. В представлении Пилар я – скорбящая по мужу образцовая английская вдова. Понимаете, я для нее – это то, что осталось от ее горячо любимого брата. Когда я снова выйду замуж, все изменится!

– А что станет с Пилар, когда вы выйдете замуж? – осторожно спросила Эмма.

– Думайте о своем будущем, а не чужом, – отрезала Леонора. – А вдруг я предложу вам место компаньонки Пилар? Скажу вам прямо, что о моем браке в течение ближайших месяцев речь не идет. А к тому времени, я надеюсь, девочка с вашей помощью успокоится и сама станет невестой. Поэтому если в течение, скажем, шести месяцев вы себя хорошо проявите, то я смогу рекомендовать вас другим.

– Спасибо, – сухо ответила Эмма. – Вы полагаете, что за такой короткий срок можно повлиять на вашу золовку? Кроме того, о каком браке может идти речь, если ей к тому времени еще не исполнится восемнадцати? Разве можно заставить девушку ее возраста думать о браке?

– Она выйдет замуж, когда ей это посоветуют. Я же это сделала. Но я с вами согласна, повлиять на Пилар за такой короткий срок будет трудно. Если только какой-нибудь приличный молодой человек не обратит на нее внимание. А сейчас она еще наивный и неуклюжий ребенок, который собственной тени боится. Я хочу, чтобы вы занялись ее воспитанием, отвлекали от грустных мыслей и научили радоваться жизни. Будете ходить с ней по магазинам, советовать, что ей надеть. Я заметила… – Леонора еще раз бросила взгляд на костюм из зеленой чесучи, который был на Эмме, и продолжила: – что у вас неплохой вкус. Правда, одеты вы, по нашим меркам, чересчур строго. Но для компаньонки Пилар, которая пока не придерживается никаких стандартов, это вполне нормально.

– Спасибо, – вновь поблагодарила Эмма.

Она прекрасно понимала, что в этом доме ей отводится роль буфера между сеньорой де Кория и ее золовкой. «А не навлеку ли я на себя гнев этой женщины, если мы с Пилар станем настоящими подругами? – подумала Эмма. – Нет, этого я не вынесу».

– Жить вы конечно же будете с нами, – говорила тем временем Леонора. – Вы вдвоем будете ездить на той машине, что поменьше. Жалованье я вам положу неплохое. Скажем, две тысячи песет в месяц. Да, а может быть, Марк уже вам на это намекал?

– Нет, мистер Трайтон ничего не говорил о деньгах, но та сумма, которую вы назвали, меня устраивает, – ответила Эмма и, хотя она еще сомневалась, соглашаться ли ей на должность компаньонки или нет, спросила: – А могу я до принятия решения увидеться с вашей золовкой?

– Конечно, – кивнула Леонора и, спустив на пол обутые в сандалии ноги, встала с кресла.

Хлопками в ладоши она вызвала служанку-марокканку и попросила ее позвать Пилар.

– Аиша из горного племени риффи, – сообщила Эмме Леонора. – Ее родной язык – арабский, но она понимает по-испански и немного по-английски. А Хореб, наш бой, мечтает стать гидом и работать с туристами. Для Аиши он часто исполняет роль переводчика. Кстати, сама Пилар предпочитает говорить по-испански, но вы не позволяйте ей говорить с вами ни на каком языке, кроме английского.

Когда открылась дверь и в комнату вошла Пилар, сеньора де Кория сразу же замолчала и вернулась на свое ложе.

Эмма с интересом посмотрела на вошедшую девушку – жгучую брюнетку с нежно-оливковым цветом кожи. Волосы ее были расчесаны на прямой пробор. Это была худенькая, еще не оформившаяся девочка, однако глаза ее смотрели не по-детски серьезно. Она была в плоских марокканских бабушах, надетых на босу ногу, и в хлопковом платьице девочки-подростка. Длинные серьги в ее ушах и позвякивавшие на руках браслеты поражали своим безвкусием, а слишком яркая помада на пухлых губах, совсем не нуждавшихся в косметике, вызывала к девушке сочувствие. «В ней нет ни игривого обаяния маленьких англичан, ни задиристой уверенности испанских ребятишек, – глядя на нее, подумала Эмма. – Представляю, как должна злиться на нее сеньора Леонора».

Ей неожиданно захотелось взять Пилар за руку.

А та, войдя в комнату, смущенно посмотрела на незнакомку и что-то быстро сказала невестке по-испански.

– Я же тебе говорила, Пилар, что мисс Редферн англичанка, – осадила ее сеньора Леонора. – Неприлично говорить в компании на чужом языке, если его кто-то не понимает.

Лицо девочки мгновенно помрачнело, и Эмме стало жалко ее.

– Perdone… то есть простите меня, мисс Редферн, – извинилась Пилар. – Но я очень плохо говорю по-английски. Не то что Леонора..

– И все равно лучше, чем я по-испански, – улыбнувшись, ответила Эмма.