Одно из таких умозаключений, которое нам приходится делать достаточно часто, связано с решением о том, что логично и что нет. Если нас спросят: «Как высоко может взлететь жираф?» – мы тут же отнесем этот вопрос к категории «нелогичных». Нам даже не придется размышлять: мы это просто знаем. Но откуда? Исходя из имеющихся знаний, можно предположить, что сознание сравнивает новую информацию о жирафе, содержащуюся в вопросе, с тем, что мы уже знаем об этом животном. И получается, что новая информация не только не совпадает с прежней, но и полностью ей противоречит – и тогда сознание делает вывод, что новая информация просто бессмысленна. Это, конечно, совсем не похоже на формирование умозаключения с помощью логики или рационального рассуждения. Принципы формальной логики требуют следующей цепочки умозаключений:

Жираф – это животное.

Летать способны только животные, имеющие крылья.

У жирафа крыльев нет.

Жираф не способен летать.

Очевидно, что человеческий разум не использует строгих силлогизмов. Мы все это знаем – ведь мы неплохо осознаем, как именно думаем. Каждый, кто имел несчастье изучать формальную логику, согласится, что силлогизмы и дедуктивный подход – неестественные для человеческого разума конструкции и кажутся не менее абсурдными, чем трехногая курица в военных ботинках. Размышлять в форме силлогизмов странно, неудобно, сложно: даже самый острый ум теряется перед ними.

Так как у человеческих особей давно уже развился огромный по сравнению с размерами тела мозг, обладающий гигантскими способностями, некоторые люди наверняка экспериментировали с разнообразными походами к логическому мышлению. Роденовский «Мыслитель», как мне кажется, олицетворяет образ нашего давнего предка, сидящего на пороге пещеры, опустив голову и оперев подбородок на руку, и с помощью силлогизмов пытающегося объяснить природу сущего. (Не смейтесь!) Если человек на ранних этапах развития и пытался освоить и применить логические походы к мышлению, то в ходе эволюции эти попытки быстро прекратились – ведь они не просто не приносили пользы, но даже оказывались опасными.

Представим себе первобытных людей, А и В, идущих вдвоем по саванне. День клонится к закату, солнце опускается за горизонт. Воздух становится прохладнее и суше. Вдруг наша парочка замечает, как в высокой траве мелькнула тень. Человек А останавливается и пытается с помощью логики понять, кто бы это мог быть. Газель? Буйвол? Шимпанзе? Может быть, дикий кабан? Или лев? А человек В просто бросается наутек и прячется на дереве или в пещере. Человек А начал анализировать ситуацию с точки зрения формальной логики, чтобы решить, какие шаги стоит предпринять, и оказался, как выразились бы нынешние дарвинисты-менеджеры по работе с персоналом, «отсеянным». Человек В, который применил, как говорят современные когнитивные психологи, «правдоподобное рассуждение», выжил и может и дальше продолжать рассуждать. Со временем на Земле остались именно люди типа В.

Что такое правдоподобное рассуждение? «Правдоподобное» – значит «на первый взгляд верное». Используя правдоподобные недедуктивные рассуждения (называемые еще естественным рассуждением) и опираясь на сходство между нынешней ситуацией и прошлым опытом, мы приходим к умозаключению, которое с большой вероятностью верно. Это и есть мышление на основе аналогов или шаблонов! Исходя из замеченных сходств мы делаем вывод, что ситуации скорее всего идентичны. Вот первобытный человек В замечает чью-то тень в траве и вспоминает, что такое уже бывало раньше и в траве оказывался лев. Он делает вполне разумный вывод, что в нынешней ситуации лучше скорее уносить ноги.

Как пишет Мортон Хант, «естественное (правдоподобное) рассуждение часто дает результат, даже если нарушает законы логики. Но какими же тогда законами управляется такой ход рассуждений?». Хант предлагает два: закон правдоподобия и закон вероятности. «В противоположность стандартной логике, – объясняет Хант, – естественное рассуждение движется от одного умозаключения к другому, каждое из которых достоверно (правдоподобно), но лишь отчасти и приводит к выводам, которые вероятны, но не бесспорны».

Чтобы логика была эффективной, необходимо соблюдение строгой последовательности шагов и полная определенность. Поэтому логическое мышление и не годится для работы с явлениями реального мира, в котором бесспорным и однозначным явлением можно считать разве что смерть (ну, еще налоги и телерекламу). А вот правдоподобное рассуждение не требует ни соблюдения последовательности, ни абсолютной бесспорности. Если бы мы попытались постоянно оставаться последовательными и действовать только в полной определенности, то вряд ли вообще были бы в состоянии думать – ведь человеческое мышление, как пишет Хант, хоть и эффективно, но не строго.

Таким образом, когда первобытные люди сталкивались с потенциальной угрозой, правдоподобные рассуждения компенсировали неопределенную вероятность риска высокой вероятностью выживания. Даже если вероятность того, что в траве бродит хищник, составляла всего 1 %, то часть из тех особо любопытных людей, решавшихся высунуться и рассмотреть, кто же там ходит, точно оказывалась съеденной этим хищником. А если человек привыкает убегать всякий раз, когда видит в траве тень, он остается в живых в 100 % случаев. Тут даже глубокого владения формальной логикой не требуется: сразу ясно, какое поведение эффективнее. Выживание обеспечивали правдоподобные рассуждения, а не строгая логика. Те, кто пытался рассуждать логически, оказывались в проигрыше (вымирали); те, кто для принятия решения об оптимальном поведении ограничивался правдоподобным рассуждением, выигрывали (выживали). Так что теперь мы можем с уверенностью утверждать – причем для этого даже не требуются дорогостоящие и оплаченные из госбюджета исследования, – что способность логически мыслить (то есть логическое мышление) не только не была необходима для выживания человека как вида, но даже препятствовала такому выживанию.

Установки

Основа всех предубеждений – ментальные установки. У каждого из нас со временем и по мере приобретения знаний формируется некоторая точка зрения на предмет. К примеру, у президента Рональда Рейгана сложилась точка зрения об СССР как об «империи зла». Мы называем такой комплекс мнений установкой. В основе каждой установки лежит спрессованное в единую непротиворечивую модель знание о предмете или явлении, через которую мы этот предмет и рассматриваем. Установка – это сумма, или обобщение, всех наших предубеждений в отношении обсуждаемого предмета.

Установка оказывает заметное, и часто позитивное, влияние на то, как мы интерпретируем конкретные ситуации, поскольку позволяет рассматривать любую информацию в уже сформированном контексте. Например, когда мы узнаем о смерти близкого родственника, то немедленно испытываем целый набор чувств, с ним связанных. Нам не приходится вначале проводить ревизию воспоминаний, анализировать свои взаимоотношения с этим человеком, оценивать собственную реакцию при каждом таком контакте – и только потом решать, стоит ли сожалеть о его смерти. Чувства возникают моментально: мы не думаем о них до того, как их пережить. Таково действие установок.

Когда мы из радиопрограммы узнаем, что наша любимая команда одержала победу в очередной игре, сложившиеся установки заставляют нас испытывать радость. А результаты какой-то другой игры нас совершенно не интересуют, потому что в отношении команд-участниц у нас никаких установок не сформировалось. Когда мы читаем роман, личность героев раскрывается постепенно, по мере того как автор предлагает нам все новую информацию об их жизни, желаниях, страхах. В какой-то момент наши знания о персонажах и отношение к каждому из них складываются в единую установку. Если автор достаточно искусен, формируется именно такая установка, какую он и планировал создать. Мы начинаем видеть в персонажах людей плохих или хороших, счастливых или несчастных, амбициозных или довольных жизнью и получаем возможность интерпретировать мысли, слова, действия каждого из них в рамках складывающейся установки.