Сопровождение растворяется во тьме.

Я знаю, где моя комната.

Дойду ли?

Большой вопрос.

— Провожу, — начальник СБ неожиданно приходит на выручку. — Вижу, совсем ты раскис, княжич.

Последнее слово заставило Виктора Друцкого слегка поморщиться. Совсем чуть-чуть, но я заметил эту неуловимую метаморфозу. Ну, еще бы. Перед тобой — чужая кровь, по неведомым причинам ставшая частью семьи. Слабый стихийник с проснувшимися навыками корректировщика. Ничего хуже для репутации клана не придумаешь. Подозреваю, что деда уже записали в число выживших из ума патриархов, которых проще отодвинуть от управления делами, чем терпеть их своеобразные причуды.

Мы выбрались из салона.

— Я к деду, — тихо произнес Виктор Константинович. — Отчет держать.

— Добро, — кивнул Кротов.

По идее, один из наследников клана не должен отчитываться перед охранником. Вот только мне кажется, что отношения у этой парочки весьма доверительные. Скажу больше — дружеские.

Поднимаемся на крыльцо.

Необъятное, доложу я вам, крыльцо. С широченными ступенями, античной колоннадой, двустворчатой дверью и симпатичными коваными фонариками. С каменными балясинами и тесаными гранитными перилами. Ну, и вездесущий герб, как же без него.

Встречать нас вышел придверник. Он же — швейцар. Дородный мужчина в старинном камзоле, темно-синих брюках с золотыми лампасами и до блеска начищенных ботинках. Придверник носил бакенбарды и подкручивал вверх пышные усы. На голове слуги красовалась шляпа-котелок.

— Милости просим, господа.

— Без церемоний, Петр, — Друцкий вежливо кивнул швейцару. — Распорядись, чтобы комнату Сергея подготовили ко сну.

— Уже распорядился, Ваше Сиятельство, — расплылся в добродушной улыбке слуга.

— Хвалю, — одобрил Виктор Константинович.

Из вестибюля мы направились по украшенному изразцами и гобеленами коридору в северное крыло здания.

Кротов был мне симпатичен.

Поэтому я задал важный вопрос:

— У меня есть шансы на выживание?

Охранник ответил честно:

— Низкие.

Мне снились обрывки финальной битвы.

Портал, который я собственноручно запечатал, разомкнув несколько измерений. Четырнадцать, если быть точным. Мой дух расслоился, он мчится к цели в эфирном потоке, закручивает незримую воронку с эпицентром в Брянске, откуда твари расползаются по всей России. Разлом искажает очертания домов, создает из людского жилья странные топографические фигуры. Тессеракты, лестницы Эшера и прочую ересь. Дороги становятся фрактальными, механизмы оживают и набрасываются на своих хозяев. Случайные путники забредают в эпицентр искажений и бесследно исчезают. Навеки…

Я обрел достаточное могущество, чтобы запечатать портал.

Твари не могут меня достать, хотя и чуют присутствие волхва. Некоторые атакуют на астральном плане. Бью «Молотом», затем раскручиваю «Лезвия ветра» и сношу вторую волну атакующих.

А теперь — наложение печати.

Врата — это аномалия. Точка, в которой пространство становится многомерным, открывая доступ порождениям Тьмы в параллельные вселенные. Чтобы победить, надо восстановить ткань межмирья. Заштопать прореху. И для этого мне потребуется прорва энергии…

Образ меркнет.

Я вываливаюсь из старого кошмара в новый. Здесь я — никто. У меня нет имени, предков, навыков самозащиты.

Тело слабака.

Вечером меня так скрючило, что я пролежал четверть часа, хватая ртом воздух и вслушиваясь в глухие удары собственного сердца. Сознание помутилось. Глаза застлала багровая пелена. Наверное, я кричал. Не помню. Браслет связался с клановой нейросетью и вызвал «скорую». Вместо казенной машины примчался семейный врач. Меня напоили ароматным отваром, в котором угадывались нотки меда, имбиря и лесных ягод. Успокоили парочкой заклинаний. И уложили спать, ласково бормоча какую-то ахинею на старославянском.

Обострение.

Бергман предупреждал.

Сейчас утро. Ну, такое себе утро — ближе к одиннадцати. Сквозь шторы пробиваются солнечные лучи. Сами шторы колышутся на ветру. Комнату наполняют лесные запахи и птичий щебет. Дятел стучит клювом по дереву. Слышатся звуки женских голосов — это кузины обсуждают мальчиков на террасе второго этажа.

Моя спальня расположена в дальнем флигеле, под самым скосом крыши. Если подойти к одному из трех панорамных окон, можно насладиться удивительным зрелищем. Редкие строевые сосны уступают место зеленой траве, а еще дальше простирается песчаная коса.

И Финский залив.

Барашки волн. Белое на синем. Колышущаяся трава. Потрескивающие стволы. Всё это умиротворяет, если забыть о проблемах, готовых низвергнуться на мою бренную тушку.

От проблем Сергей Друцкий предпочитал держаться подальше.

Ярослав живет по другим принципам.

Знаете, между нашими мирами есть много общего при кажущихся различиях. Магические системы основаны на использовании некоей энергии, маны, которая пронизывает всё сущее и дает умелому ведьмаку рычаги воздействия на физический план. А также на ментальный и астральный.

У нас это эфир.

Тут — взвесь.

На этом сходства заканчиваются. Потому что эфир и взвесь — это разные субстанции. Эфир всегда окружал мою планету, благодарение богам. И тайные Ордена волшебников существовали на протяжении тысячелетий, просто их представители не спешили себя афишировать. Колдовство было преимущественно бытовым и служило для заработка средств к существованию. Были, конечно, оборотни. Достаточно вспомнить римских легионеров, сунувшихся в прибалтийские леса и столкнувшихся с ликантропами. Скандинавских берсерков, ходивших на войну в звериных шкурах и умевших перевоплощаться в вермедведей… Ну, или Всеслава Чародея, от которого берет начало мой Орден. Вот только случаи вражды людей с перекинувшимися ведьмаками в хрониках и летописях почти не встречаются. Причины, думаю, понятны. Мы предпочитаем не идти против людей — так проще избежать костров и организованной травли.

Ордена восстали из пепла при тварях.

Волхвы сами предложили помощь государю, поскольку узрели бессилие смертных. Встречи с Неведомым не всегда заканчиваются хэппи-эндом. А с потусторонними силами шутки плохи.

В этой реальности точка бифуркации датируется 1540 годом. Исторические документы сохранили точную дату события — 3 сентября. Ткань континуума прорвалась, но монстры на Землю не хлынули. Вместо этого реальность затопило неведомой энергетической субстанцией, которую впоследствии назвали взвесью. Колдовской Шторм, Великий Пробой, Божественный Дар — у разных авторов и народов встречаются собственные эпитеты. Суть одна: взвесь необратимо изменила историю.