Пожилой мужчина, Аллан Карлсон, совершает побег из интерната для престарелых перед самым празднованием своего столетнего юбилея в общей гостиной. Карлсон находится или находился в редкостно хорошей форме для своих лет, этому есть целый ряд подтверждений, начиная с того чисто физического факта, что он ухитрился самостоятельно вылезти через окно, поскольку ясно, что никто ему снаружи не помогал, также и последующие свидетельства указывают, что он и далее действовал самостоятельно. Кроме того, медсестра и заведующая интернатом Алис Энглунд свидетельствует, что «Аллан хоть и старый, но нахал каких мало и черт его знает, что он может отчебучить».

Судя по тому, что показала ищейка, Карлсон, потоптавшись на рабатке с анютиными глазками, прошел пешком часть Мальмчёпинга и постепенно добрался до зала ожидания в транспортном бюро, где, согласно показаниям свидетеля Ронни Хюльта, сразу же проследовал к окошку администратора, упомянутого Хюльта, а вернее, прошаркал — Хюльт обратил внимание на короткие шаги Карлсона и на то, что на ногах у него были домашние тапочки, а не уличная обувь.

Дальнейшее свидетельство Хюльта указывает на то, что Карлсон скорее убегал, чем имел определенную цель поездки. Карлсон хотел побыстрее покинуть Мальмчёпинг, причем направление и вид транспорта имели второстепенное значение.

Это, кстати, подтверждается и некоей Ессикой Бьёркман, гражданской женой водителя автобуса Леннарта Рамнера. Самого водителя расспросить пока не удалось, поскольку он принял слишком много снотворных таблеток. Но показания Бьёркман выглядят вполне вразумительными. Карлсон, по словам Рамнера, при выборе пункта назначения исходил из имеющихся у него денег. Таким пунктом оказалась остановка «Платформа Бюринге». Оказалась. Иными словами, нет никаких оснований считать, что кто-то ожидал Карлсона именно там. Между тем в этой истории есть еще один момент. Администратор транспортного бюро Хюльт, по-видимому, не обратил внимания, что Карлсон прихватил какой-то чемодан, прежде чем сесть в автобус и уехать в Бюринге, но вскоре понял это в результате насильственных действий, произведенных с ним предположительно членом организованной преступной группировки «Never Again». Ни о каком чемодане в словах, которых Ессике Бьёркман удалось добиться от своего одурманенного таблетками сожителя, не упоминалось, однако факс из информационного центра подтверждает, что Карлсон со всей очевидностью — и при всей невероятности — украл чемодан у группировки «Never Again».

Дальнейший рассказ Бьёркман вместе с факсом из Эскильстуны дает нам следующее: сперва Карлсон, в 15.20 плюс-минус несколько минут, а затем член «Never Again», спустя примерно четыре часа, вышли на остановке «Платформа Бюринге» и отправились далее пешком с неизвестными намерениями. Первый — столетнего возраста и с чемоданом, второй — семьюдесятью — семьюдесятью пятью годами моложе и налегке.

Комиссар Аронсон захлопнул блокнот и допил остатки кофе. На часах было 10.25.

— Итак, следующая остановка — «Платформа Бюринге».

~~~

За завтраком Юлиус доложил Аллану обо всем, что успел сделать и обдумать, пока тот спал.

Сперва этот несчастный случай в холодильной комнате. Когда Юлиус понял, что отрицательная температура там держалась не меньше десяти часов подряд, весь вечер и ночь, то, схватив лом на всякий случай, распахнул дверь. Если вдруг малый все еще живой, то на порядок более сонный и вялый, чем нужно, чтобы противостоять Юлиусу с его ломом. Но принятые меры предосторожности оказались избыточными. Малый сидел съежившись на пустом ящике. Тело его покрывали ледяные кристаллики, а глаза холодно смотрели в никуда. Словом, мертвей, чем разделанный лось.

Жаль, подумал Юлиус, но, с другой стороны, упрощает дело. Все равно отпускать этого отмороженного было нельзя. Юлиус отключил холод и оставил дверь открытой. Малый так и так уже мертвый, а глубокая заморозка ему не требуется.

Юлиус растопил дровяную плиту на кухне, а то наверху стало что-то прохладно, и пересчитал деньги. Там оказалось не тридцать семь миллионов, как он второпях прикинул вчера вечером, — там было ровно пятьдесят миллионов.

Аллан, с интересом слушая отчет Юлиуса, уписывал завтрак с таким аппетитом, какого за собой давно не помнил. И вставил слово не раньше, чем Юлиус перешел к экономической части.

— Да, пятьдесят миллионов еще легче делятся пополам. Ровненько и точно. Не будешь так любезен передать мне соль?

Юлиус выполнил просьбу Аллана, усмехнувшись, что сумел бы разделить и тридцать семь миллионов пополам, если что, но с пятьюдесятью, конечно же, куда проще. А потом Юлиус заговорил серьезно. Он сел за стол напротив Аллана и сказал, что надо уходить с этой заброшенной платформы, чем скорее, чем лучше. Малый в холодильной комнате больше не опасен — но кто знает, чего он там наворотил по пути сюда? В любой момент тут на кухне могут объявиться еще с десяток таких вот малых и начать буянить, и каждый — такой же сердитый, как этот, который свое уже отбуянил.

Аллан согласился, но напомнил Юлиусу, что сам уже в летах и не так легок на ногу, как прежде. Юлиус пообещал по возможности избегать пеших прогулок. Но уходить отсюда необходимо. И малого из холодильной комнаты лучше прихватить с собой — брошенный по дороге покойник, чего доброго, попадется людям на глаза, а это вряд ли зачтут обоим старикам в плюс.

Завтрак завершился, пора было поторапливаться. Юлиус и Аллан вместе вытащили мертвого из холодильника, внесли на кухню и посадили на стул, пока собирались с силами для дальнейших действий.

Аллан окинул взглядом малого с головы до пят, а затем сказал:

— Какие ступни маленькие, при таком-то росте. Ему ведь обувь больше, видимо, не понадобится?

Юлиус ответил, что на улице в такую рань, конечно, довольно прохладно, но что у Аллана риск простудить ноги много больше, чем у малого. Если Аллану кажется, что ботинки малого придутся Аллану впору, то надо просто взять их, и все. Молчание ведь знак согласия.

Все же ботинки оказались Аллану великоваты, зато были крепкие и значительно удобнее для бегства, чем пара стоптанных домашних тапок.

Затем предстояло вытащить малого в прихожую и перекантовать вниз по лестнице. Когда все трое уже находились на платформе (двое стоя и один лежа), Аллан поинтересовался, какие у Юлиуса дальнейшие планы.

— Никуда не уходи, — сказал Юлиус Аллану. — И ты тоже, — сказал он малому и, спрыгнув с платформы, направился в сарай около единственного запасного пути.

В следующий момент Юлиус выехал из сарая на дрезине.

— Модель тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года. Попрошу занимать места.

На переднем месте сидел Юлиус и качал рычаг, Аллан у него за спиной крутил в такт педали, а справа от него восседал на стуле покойник, с головой, примотанной к палке от швабры, и в темных очках поверх остекленевших глаз.

Было без пяти одиннадцать, когда вся компания двинулась в путь. Три минуты спустя к заброшенному станционному зданию подъехал темно-синий «вольво». Из него вышел комиссар полиции Ёран Аронсон.