Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тсс! — стали они напоминать друг другу. — Давайте не будем мешать цветкам, пускай они грезят.
Старый корень трудился пуще прежнего, не жалея сил, он старался добыть как можно больше пищи, а ветки так и тянулись вверх и выгибались в разные стороны, чтобы было больше света и солнца, а листья раскачивались под дуновением летнего ветерка и, казалось, только отдыхали, на самом деле внутри каждого была целая кухня, и в ней кипели кастрюльки и варилось кушанье.
А на самой верхушке красовались объятые грезой цветы и напевали свою песенку:
Листья замерзнут, умрет цветок,
Малое зернышко пустит росток.
И по весне из крошек-семян
Новый поднимется куст-великан,
Летом цветочный наденет наряд,
И ароматом наполнится сад.
ОЛЕ ЛУНН КИРКЕГОР
ОТТО-НОСОРОГ
Глава 1
Топпер — так звали одного мальчика, и уж никак не скажешь, что он был красив.
Волосы у Топпера были рыже-каштановые, почти как ржавое железо, и такие густые и жесткие, что маме приходилось причесывать его граблями, для того чтобы сын выглядел чуточку опрятнее.
Все его лицо было усеяно веснушками, а один его передний зуб так и торчал изо рта.
Топпер жил в красном доме, наискосок от гавани.
Красный дом, большой и старый, был полон скрипучих ступенек и перекошенных дверей.
Зимой в погребе жили мыши, а летом в дымовой трубе обитали вороны.
Остальную же часть года, да и всегда, дом был битком набит взрослыми, детьми и полосатыми котятами.
Топпер очень любил большой красный дом и, возвращаясь из школы, часто говорил ему:
— Привет, дом! Верно, хорошая погода?
И ему казалось, что у дома очень довольный вид, такой довольный, какой только может быть у дома, если его стены не дают трещин.
Выше всех, под самой крышей, жил господин Хольм, ведавший всеми делами по этому дому.
В обязанности господина Хольма входило присматривать за домом и заботиться, чтобы людям жилось там хорошо и спокойно.
Он курил коротенькую изогнутую трубку и мог рассказывать удивительные истории о привидениях, ведьмах и людоедах, так что у слушателей мороз пробегал по коже.
Сам господин Хольм был низенький, толстый человечек с седыми усиками. И он вовсе не был людоедом, а ел только обыкновенную пищу — например, бифштексы, жареную сельдь, похлебку из пива с черным хлебом, а иногда — шоколадный пудинг.
Маленькую изогнутую трубку он называл «носогрейкой» и вынимал изо рта только тогда, когда ел или рассказывал страшные истории.
— Он, наверное, спит с этой носогрейкой даже ночью, — сказал Топпер своему другу Вигго.
— Нет, — сказал Вигго. — Мой отец говорит, что нельзя спать с трубкой во рту, потому что весь табак высыпается тогда в кровать. Мой отец умный и все знает.
— Да, — произнес Топпер, — да, вполне возможно.
Но в глубине души он думал, что господин Хольм, верно, знает об этом деле гораздо больше. И Топпер решил в один из ближайших дней спросить его, правду ли говорят про трубку, но чтобы ни Вигго, ни его умный отец ничего об этом не узнали.
Умного отца Вигго звали господин Лёве [20]. Он содержал кафе, расположенное в самом низу красного дома. Кафе называлось «СИНИЙ МОРСКОЙ КОТ», и каждый вечер там полно было рыбаков и матросов, которые ели на ужин шкиперское рагу и запивали его водкой.
Топпер жил в самом центре красного дома.
Он жил там вместе с мамой, которая торговала в рыбном погребке на другой стороне морской гавани. Мама Топпера умела петь, да так, что дребезжали стекла, а рыбы били хвостами от страха.
Отец Топпера был моряком.
Он бороздил волны морей и бывал дома только один раз в году.
Иногда в школе Топпер рассказывал учительнице и другим ребятам про своего отца.
— Мой отец, — говорил Топпер, — заправский моряк. Он плавает по океанам, по морям, и у него — вставная челюсть.
— А что такое вставная челюсть? — спрашивали ребята.
— Да ну же! — говорила учительница, слегка поправляя очки. — Вставная челюсть, это когда можно вынимать зубы изо рта.
— Ой-ёй! — удивлялись ребята. — А может твой отец, Топпер, вынимать зубы изо рта?
— Ясное дело, может, — с гордым видом отвечал Топпер. — Однажды, когда на море была буря, он вынул челюсть, чтобы немножко на неё полюбоваться, и вдруг уронил её вниз в волны. «Плюх!» — булькнула челюсть и исчезла.
— Подумать только! — сказали ребята. — Она в самом деле булькнула «плюх»?
— Да, — подтвердил Топпер, — раздалось громкое «плюх», и отец остался без зубов. Долгое время пришлось ему довольствоваться супом и манной кашей.
Ребята во все глаза смотрели на Топпера.
— Пфф! — произнес кто-то из них. — Не очень-то повезло твоему отцу.
— Да, — согласился Топпер. — Ужасное было для него время! В конце концов с ним приключилась с досады золотая лихорадка.
— Боже ты мой, — вздохнула учительница, — неужто он заболел золотой лихорадкой?
— Да, — гордо подтвердил Топпер. — Еще какой! Но теперь он снова в порядке. Вместо этой золотой лихорадки он теперь заводит себе в каждом порту девушку.
У учительницы чуть не свалились с носа очки.
— Дети, — сказала она. — Давайте теперь писать. О папе Топпера мы послушаем поподробней в другой раз.
Дети склонились над тетрадями и начали писать, кто как мог.
Но они неотрывно думали об отце Топпера и о его удивительных зубах, которые можно вынимать изо рта.
И надеялись, что когда-нибудь, когда он вернется из дальнего плавания, они смогут хорошенько разглядеть его.
В большом красном доме жила также одна пожилая дама.
Звали её фру[21] Флора, и у неё была длинная желтая слуховая трубка, потому что слышала она ужасно плохо.
На её балконе стояло множество больших горшков с красивыми цветами и маленьких клеток с хорошенькими зелеными птичками.
— Красивее цветов ничего на свете нет, — говорила она господину Хольму, когда он, бывало, спускался вниз по лестнице, чтобы немного подмести тротуар перед домом.
— Да, это правда, — отвечал господин Хольм, покуривая носогрейку. — Цветы, честное слово, — самое лучшее, что есть на свете. Ну разве что еще чашечка кофе.
— Что вы сказали? — спрашивала фру Флора, тыча желтой слуховой трубкой в господина Хольма.
— КОФЕ! — кричал господин Хольм.
— О да! Кофе — тоже прекрасно, — произносила фру Флора. — Может, выпьете чашечку кофе, господин Хольм?
Господин Хольм кивал головой и говорил:
— Да, огромное спасибо! Но это уже слишком!
— Слишком? — повторяла фру Флора,