Баторию предстояло много хлопот, приходилось потратить еще немало энергии, чтоб окончательно упрочить свой престол в стране. Прежде всего необходимо было привести в покорность своих противников. Баторий обнаружил тут замечательный такт. Шляхта хотела принимать против врагов короля суровые меры. Баторий был иного мнения. Он полагал, что нужно действовать осторожно, соответственно тому, каков враг и в каком положении он находится. С Пруссией и Литвой необходимо было, по его мнению, вступить в переговоры и простить им все ради блага Речи Посполитой, на иных надо повлиять ласкою, к третьим отправить соглядатаев, чтоб высмотреть их положение и разом подавить всякое с их стороны сопротивление, наконец, четвертым прямо объявить борьбу и силой заставить их покориться[107].

Ян Замойский. Портрет XVI в.

Баторий и стал так действовать. Главу цесарской партии, гнезненского архиепископа Якова Уханского, он хотел сначала привлечь на свою сторону переговорами и обещаниями, но когда тот вздумал было созывать своих приверженцев на съезд в Лович, свою резиденцию, Баторий заявил ему, что прибудет к нему завтракать, конечно, с вооруженной силой, и архиепископ смирился, а с ним подчинились Баторию и все приверженцы императора[108].

Что касается Литвы, то один из самых важных ее представителей Ян Ходкевич находился уже давно, как мы знаем, в сношениях с партией Батория. На него Баторий подействовал золотом и обещанием должности великого гетмана, на литовских вельмож – тем, что польстил их национальному тщеславию, ставя их выше Поляков. На новом съезде в Мсцибове Литва признала Батория своим королем[109].

С Пруссией король вступил в переговоры, но они не вполне увенчались успехом, так как город Данциг открыто против него возмутился; королю пришлось вести упорную войну, которая затянулась до конца 1577 года[110]. Эта война, потребовавшая присутствия самого короля на театре военных действий, отвлекала силы государства на запад и не позволяла Баторию действовать решительно против самого опасного врага Речи Посполитой – московского царя. Опасность с этой стороны могла угрожать немедленно. Баторий боялся даже, что Иоанн откроет враждебные действия еще до окончания срока перемирию, ибо приходили вести, что царь собирает войска с намерением вторгнуться в литовские пределы; ввиду этого король считал необходимым напомнить Литовцам о том, чтобы их посполитое рушенье было наготове отражать врага[111]. Но посполитому рушенью Баторий не доверял, на успех в войне при таком способе ведения ее, как мы увидим ниже, не надеялся. Между тем срок перемирию с Москвою скоро уже истекал. Вследствие всех этих обстоятельств приходилось избирать путь дипломатических переговоров, чтобы хоть на некоторое время отсрочить неизбежную борьбу из-за Ливонии.

Карта Швеции, Ливонии и России. 1539 г.

Утвердив свой престол в Польше и Литве, Баторий отправил к Иоанну посланцев Юрия Грудзинского и Льва Буковецкого (12-го июля 1576 г.), чтоб известить царя о своем вступлении на престол и взять от него опасную грамоту для великих послов, которых он намеревается отправить для переговоров о заключении мира между Речью Посполитой и Москвой[112].

Грудзинский и Буковецкий приехали в Москву 27-го октября. Прежде чем представить их царю, им задали вопрос о происхождении Батория, объясняя, что царь желает согласно достоинству рода и сана короля поступать с его посланниками. Но посланники не захотели входить в объяснения, каково происхождение их короля и каковы его владения, говоря, что они присланы к царю польским королем и великим князем литовским.

Прием посланников состоялся 4-го ноября. Иоанн развернул при этом всю пышность, блеск и великолепие своего двора, чтоб показать Баториевым посланникам глубокую разницу между его царским величием и положением их короля, которого он считал данником турецкого султана. Иоанн сидел на троне в великолепном одеянии и мономаховой шапке, окруженный роскошно разодетыми боярами, дворянами, дьяками и иными придворными чинами. При представлении посланников царь не привстал, как того требовал обычай, и, спрашивая о здоровье Батория, не назвал его братом. Стола посланникам не было и их не сажали на скамье перед царем[113]. Иоанн был недоволен тем, что Баторий не давал ему царского титула, не называл его князем полоцким и смоленским и не считал его наследственным владетелем Ливонии, однако заключить перемирие согласился и дал опасную грамоту для великих послов Батория[114].

Король был тоже недоволен царем: его оскорбило то, что Иоанн не хотел давать ему титула «брата» и принял его посланников неподобающим образом[115]. Так уже с первых шагов между Баторием и Иоанном начались недоразумения.

Иоанн не вступал пока в открытую борьбу с Речью Посполитою, потому что он не переставал еще надеяться приобрести Ливонию путем соглашения с германским императором. По трактату, который между собою заключили эти государи, Максимилиан уступал Иоанну Литву и Ливонию, оставляя за собою Польшу и Пруссию[116]. Однако этой политической комбинации не суждено было осуществиться, ибо Максимилиан II вскоре после того умер (11-го октября 1576 г.).

Баторий вел переговоры с московским царем о заключении мира и в то же время принимал меры для защиты государства от него. Он приказал литовскому польному гетману Христофору Радзивиллу поставить конные отряды в пограничных замках, в Витебске, Лепеле, Мстиславле, Орше (по 100 человек) и в Уле (50 человек) и уплатил часть жалованья на содержание этих отрядов из собственной казны[117]. Много король не мог сделать, потому что казна была пуста. Он изыскивал различные источники, чтоб раздобыть средства. Так, он поехал в Тыкоцин, чтобы осмотреть сокровищницу, оставшуюся после покойного Сигизмунда, очевидно, с намерением воспользоваться ею для удовлетворения государственных нужд[118], но больших сумм здесь не нашел[119]. Из Тыкоцина он отправился в Кнышин, куда созвал польских и литовских вельможе, чтобы посоветоваться с ними о делах Ливонии[120]. Эта страна требовала особенной бдительности, так как она оставалась почти совсем беззащитною, и Ходкевич отказывался от управления ею.