– Ага. – Я сунула листок в карман блейзера, даже не взглянув на него. Мне не хотелось встречаться со школьным психологом. Меня не волновали оценки или в какой колледж мне стоило поступать. Я переживала из-за того, что предстояло ночевать на вражеской территории и что у меня не осталось никого из настоящих родных. – Спасибо, – сказала я и выбежала из кабинета прежде, чем она успела ответить.

Когда я вошла в столовую, там уже было полно народа. К счастью, Мэтт оставил у меня в шкафчике салат, потому что очередь к раздаче выстроилась длинная. Я села за свой столик напротив Кеннеди. Она хохотала, а ее парень Капкейк что-то нашептывал ей на ухо. Мне даже захотелось схватить ее фотоаппарат и сфотографировать их вдвоем. Она казалась такой счастливой. И я была рада за нее. Правда рада. Но это не отменяло моего грустного настроения. Я всхлипнула, надеясь, что они это не услышат.

– Ты заставила меня бегать в одиночестве, – сказал Феликс, плюхаясь на стул рядом со мной.

Я засмеялась, но мой смех прозвучал неестественно. Записка для психолога уже прожгла дыру в моем кармане, а сердце сжималось от боли.

– Ты думаешь, я поверю, что ты бегал один, а не прохлаждался на трибунах?

– Мне понравилось бегать. Ты думаешь, я бегал каждый день, просто чтобы все время находиться рядом с тобой? – Он подмигнул мне. – Это была бы прямо совсем жесть.

На этот раз я улыбнулась вполне искренне.

– Точно. Полная жесть.

Он рассмеялся.

– Но, честно говоря, в компании бегать намного интереснее. Где ты была?

Я не хотела говорить о том, как плакала, а потом уснула в медпункте. Кеннеди, кажется, почувствовала неловкость ситуации и пришла мне на выручку.

– Десерты всегда лучше, чем бег, – сказала она и вытащила коробку, принесенную Капкейком.

Феликс схватил одно из пирожных и откусил от него большой кусок.

– С этим нельзя не согласиться!

Я ковыряла вилкой салат вместо того, чтобы хотя бы взглянуть на пирожные. Увидев надпись «Сахарные кексики Диксона и сына», мне опять захотелось плакать. Мой дядя их обожал, а я заставляла его есть здоровую пищу. Я испортила ему последние недели жизни, даже не догадываясь об этом. Если бы я умирала, то ела бы все сладости, какие только попадались мне под руку. При этой мысли внутри у меня все сжалось.

– Сестренка, так ты не хочешь сесть со мной за столик? – спросила Изабелла у меня за спиной. Сам по себе вопрос мог показаться вполне доброжелательным, но произнесла она его отнюдь не дружелюбным тоном.

Узел в моем животе затянулся еще туже. Я повернулась и взглянула в ее улыбающееся лицо.

– Может, в понедельник? – спросила я. – Пусть сегодняшний день будет совсем обычным.

Она закатила глаза.

– Зачем быть обычной, когда ты можешь стать элитой?

Неужели она задала этот вопрос на полном серьезе? Я не хотела быть элитой, или кем там себя считала Изабелла. К тому же, Капкейк и Феликс были такой же элитой, как и она. А Кеннеди как личность в сто раз больше подходила под понятие «элита», чем Изабелла.

– Пойдем, пойдем, – проговорила она тоном, не терпящим возражений. – И прости, Кеннеди. Я забыла всех предупредить, так что у нас за столиком осталось только одно свободное место.

– Нет, правда, Изабелла, – возразила я. – Давай лучше в понедельник.

– Но папочка настаивал. – Она выпятила нижнюю губу, словно надеялась таким образом повлиять на мое решение.

Фу! Я услышала, как Кеннеди изобразила, будто ее тошнит, стараясь при этом не засмеяться.

Изабелла откашлялась.

– Послушай, сестренка. Ты же не хочешь расстроить папочку? Если я скажу ему, что приглашала тебя за свой столик, а ты отказалась… то тогда… ой, тебе лучше не видеть его, когда он сердится!

Сердце забилось быстрее. Нет, мне совсем не хотелось смотреть на ее отца в гневе. На моего отца. Возникло ощущение, что меня в самом деле сейчас вывернет наизнанку.

– Ты можешь сесть с нами, – предложила Кеннеди. – Вот на тот стул. – Она указала на пустой стул рядом со мной.

– Нет. Я сижу вон за тем столиком. – Она показала на стол «Неприкасаемых».

Я впервые посмотрела в ту сторону. Мэтт не сводил с меня глаз. Два стула напротив него пустовали. А это означало, что… после того, как мы с Мэттом стали тайно встречаться, я в первый раз буду сидеть с ним за одним столом. Теперь мы с ним стали парнем и девушкой, так что мне не из-за чего было переживать. Я не буду там одна. Я буду с ним.

– Это всего лишь столик, – заметила Кеннеди.

Изабелла проигнорировала ее замечание и снова обратилась ко мне.

– Последний шанс, сестренка. Иначе папочка обо всем узнает.

Я взяла коробку с салатом.

– Ну ладно.

– Ты совсем не обязана сидеть с ней, – сказал Феликс, хватая меня за руку.

Не то чтобы мне хотелось идти за тот столик. У меня не было такого желания. Даже несмотря на то, что там сидел Мэтт. Но я уже начала бояться мистера Пруитта.

– Это только сегодня, – сказала я и посмотрела на Кеннеди в надежде, что та сможет прочитать мои мысли. Мне не хотелось, чтобы она решила, будто я ее бросаю. Я придумаю, как выкрутиться из этой ситуации. Но сегодня? Мне предстояло провести у Пруиттов все выходные. И я не собиралась портить отношения с этой семейкой с самого начала.

Я последовала за Изабеллой к ее столику. Она села напротив Мэтта, а я – рядом с ней.

Теперь Мэтт смотрел на Изабеллу. Но совсем не так, как на меня. Он был явно взбешен. Я надеялась, что на меня он никогда так смотреть не будет. Когда я села, никто не сказал мне ни слова, и я вдруг почувствовала себя так, словно начинаю съеживаться. Опустив взгляд на свой салат, я мысленно пожелала, чтобы эти двадцать минут пролетели как можно быстрее.

Рядом со мной кто-то откашлялся. Я подняла глаза. Оказывается, Изабелла посадила меня рядом с Джеймсом.

Он застенчиво улыбнулся мне.

– Бруклин, – сказал он и слегка толкнул меня плечом. – Соболезную тебе насчет твоего дяди. Мне очень жаль.

– Спасибо.

Мне жаль. Мне жаль. Мне жаль. Я ненавидела эти слова. И ему не было жаль. Потому что в противном случае он извинился бы за то, как поступил с моим дядей. А не стал бы высказывать свои соболезнования по поводу его смерти. Тебе жаль? Да пошел ты!

– И я сожалею о том, что случилось тогда в столовой. Я не знал о твоей маме. Честное слово.

В этих его словах