— Да, забыл сказать, — бросил дед нам в спину, когда мы уже пошли на выход. — Баба должна быть адекватной.

— Это как? — переспросил я.

— Никаких силиконовых сисек, — дед многозначительно посмотрел на меня. — И никаких шлюх, — теперь он смотрел на Кирилла.

Блядь. Значит, Лиза не подходит. Докажет деду, что грудь у неё настоящая, если я сам в это не верю? Мы снова вышли, привычно уже посидели на лестнице. Я курил, Кирилл отказался. Сидел рядом, думал.

— Что делать будем?

— Перебесится, — отмахнулся я. — Пошли бумажки развозить.

Мы развозили бумажки несколько дней. Дедушкина Лена смотрела на безымянный палец моей левой руки, вопросительно приподняв брови, дед такой щепетильностью не отличался, и спрашивал прямо в лоб. Перебешиваться отказывался. Я затосковал, понимая, что придётся либо уходить, принципиально хлопая дверью и уступив все, что кого-то считал своим, Кириллу, либо сдаться и жениться. Правда, на ком — неизвестно.

— Скучаешь? — спросила Дашка, когда я в очередной раз курил на лестнице.

Я не стал отвечать — наглой Даши мне для полного счастья только и не хватало. Она подошла со спины, обняла меня, обдав ароматом слишком сладких духов. Руки голые, прохладные, коснулись на мгновение моей кожи. Трепета я не ощутил — все это я проходил уже давно, мне было просто скучно.

— Слышала, тебе жениться нужно.  Прямо в этом месяце, — шепнула она в моё ухо. — Не женишься — все Кириллу достанется.

— И? — я был практически заинтересован.

— Женись на мне, Герман.  Я тебе деток красивых нарожаю, — шепнула она прямо в ухо, и я чувствовал на своей коже её дыхание. И засмеялась. — А то к Кириллу пойду.

— Иди, — посоветовал я. — Вы идеально подходила друг к другу. У него просто необъяснимая тяга к шлюхам.

Скинул её руки со своих плеч. Отработал оставшиеся часы — я уже почти приноровился к стремительному, и одновременно такому размеренному темпу работы курьера. И поехал домой. В голове сотни и тысячи мыслей. Моё парковочное место занято. Я сдал назад, пытаясь припарковаться так, чтобы не загородить выезд соседке.

Машина чуть подпрыгнула, как на кочке. Я даже не обратил внимания, голова не тем забита. Из машины вышел, которая не машина, а слёзы, хлопнул дверью. И буквально лопатками почувствовал — дело худо. Как в детстве, когда дед заставал за нехорошими шалостями.  Медленно обернулся. Соседка. Стоит, дышит так, что грудь ходуном ходит. Я даже взгляд отчего-то скосил на её грудь и подумал — вот тут точно не силиконовая. 

— Что я теперь сделал? — поднял руки, словно сдаваясь.

Она попыталась перевести дыхание. Указала пальцем в сторону моей горе-машины. Я проследил взглядом. Колесо раздавило пакет с покупками. Стояло аккурат на нем. Разливалась лужа молока, невыносимо яркая на грязном асфальте. Я вздохнул — у соседки на один повод больше для ненависти. Хотя изначально даже поводов не требовалось. По крайней мере, до похода за солью.

— Я вам заплачу, — торопливо сказал я. — Сколько скажете.

Соседка глубоко вздохнула. Будто успокоиться пыталась. Судя по всему — не вышло.

— Вы все мерите деньгами, — сказала она. — А это не деньги. Это мои силы. Моё время. Я дочку оставила одну дома, вы понимаете? У неё температура. Вы не представляете, как я бежала, чтобы скорее попасть домой. Поругалась в очереди. Я управилась за двадцать одну минуту. А потом вы просто приехали и на хрен все задавили. Вы хоть знаете, чёрт побери, что здесь парковка вообще запрещена?

Подозрительно шмыгнула носом. У неё в руках был второй пакет, возмутительно полный. Она что, оба в руках перла? Соседка плюхнула его на землю возле колёса, села на корточки. Принялась вынимать из молочной лужи какие-то коробочки и тюбики. Я присел рядом. Осмотрел — многое не подлежало спасению, это уже мусор.

— Давайте, я куплю.

— Идите к черту, — устало ответила она.

Подняла голову. Наши взгляды встретились — её лицо напротив. Я вдруг подумал, что она очень красивая. Необычная. В уголках глаз морщинки, а в самих глазах — слёзы. Пожалуй, это первая девушка на моём пути, рыдающая из-за раздавленного пакета молока. Хотя рыдающая — преувеличение. По щеке скатилась только одна слезинка. Не знаю, зачем, но я протянул руку и стер её пальцем. Кожа нежная, тёплая. Соседка удивлённо распахнула глаза. Открыла рот, видимо, собираясь привычно обозвать меня как-нибудь. Я не люблю, когда меня обзывают. Поэтому тянусь к ней и целую в приоткрытый рот. Он тёплый, в него хочется языком скользнуть. Я часто испытывал сексуальное влечение к женщинам, но не помню, когда последний раз хотел их целовать. А её — соседку — целовать хотелось.

Она отпрянула, даже попой на асфальт плюхнулась. И смотрит на меня в упор, видимо, думая, то ли бежать, то ли оставшимся в живых пакетом меня по голове стукнуть. Но поступила иначе. Встала, попу отряхнула, подхватила свой пакет и пошла прочь. Я считал, что она сумасшедшая. А теперь вдруг решил, что удивительно просто адекватная. Даже не заверещала. То, что дед заказывал.

— Соседка! — крикнул я, поняв, что так и не знаю, как её зовут. — Выходи за меня замуж!

Она остановилась на ступенях. Обернулась. Посмотрела на меня с сочувствием, как на неизлечимо больного смертельным недугом. Снова вздохнула.

— Герман, — сказала она слишком спокойно для ситуации. — Я все думала, что вы тут потеряли? А теперь поняла. Вы просто сумасшедший на всю голову, Герман. Чокнутый. Е*нутый, я бы сказала. Ну-ну, не морщитесь, я и плохие слова знаю. Пошла я. И не ходите ко мне за солью, вы её снова угробили.

И правда — ушла. А я лизнул палец, пробуя её слезу на вкус — соленая. Подумал, и пошёл за ней следом.

Губы просто горели от короткого полупоцелуя. Интересное понятие — поцелуй на половинку, но не суть. Ещё ладонь горела. Буквально умоляла меня обрушить её на миллионерскую щеку. Но я не хочу высокопарных сцен. Я домой хочу, к своему ребёнку. Я шагнула в подъезд, Герман увязался следом. По лестнице, что ли, пойти? Дабы не толкаться в лифте. Но я напомнила себе — дочка. Я и так угрохала на сцену у подъезда лишних три минуты. Миллионер все же залетел со мной в лифт. Я вздохнула — терпение. Он явно на голову больной, надо посочувствовать — мысленно, разумеется — и держать дистанцию. И никакой соли, никаких поцелуев.

— Вы неправильно поняли, — выдал запыхавшийся миллионер. — Я не подразумеваю, что желаю вас сексуально, то есть, вы, конечно, очень сексуальны, но я не об этом. Понимаете, я тут живу, потому что это часть воспитательного процесса. Пока я не выполню все условия, просто не получу наследства. Следующий пункт — жениться. Причём на нормальной девушке. Нет, вы конечно странная, и кот у вас впечатляющий, но, право слово, вы самая нормальная девушка из всех мною виденных.

— Спасибо за комплимент, — сухо ответила я, негодуя на медленно ползущий лифт.