– …образец благочестия, целомудрия, кротости и смирения, – входя во вкус, со все большим упоением вещал магистр, – а также прочих добродетелей, неисчислимых и неизмеримых, коих с избытком хватило бы на всех наших братьев! И даже когда я просто стою рядом с местом его последнего упокоения, я чувствую, как на меня снисходит благодать, а душа переполняется неземной радостью!

– Да, да, брат, мы тоже это чувствуем! – благоговейно подхватил нестройный хор.

– Иногда мне даже кажется, – с надрывом продолжал магистр, выжимая слезу, – что я слышу его дыхание…

Семь ушей одновременно приложились к крышке. Я инстинктивно замерла на вдохе, хотя отлично понимала, что сквозь увесистую мраморную плиту можно услышать разве что храп.

– Да! Я слышу его!!! – по прошествии напряженной минуты раздался чей-то экзальтированный вопль, заставивший меня вздрогнуть.

– И я! И я тоже! – загомонили паломники. Кто-то, возрыдав от счастья, пал на колени и начал биться лбом о боковину саркофага. Братья бросились его оттаскивать (больше радея о священной гробнице, нежели о лбе) и, воспользовавшись оказией, тоже стукнулись по разочку…

– Ну а теперь, – деловито прозвучал голос магистра, – пожертвуйте святому Фендюлию кто сколько может, и его благодать навсегда останется с вами!

Паломники охотно зазвенели кошелями. Деньги для передачи святому собирал магистр, и что-то подсказывало мне, что процент за посредничество мало отличается от общей суммы пожертвований.

Восторженный обмен впечатлениями потихоньку переместился в коридор. Магистр одобрительно похлопал Фендюлия по крышке, благодаря за сотрудничество, и вышел следом.

Выждав для верности пару минут, я вылезла из саркофага.

– А был ли Фендюлий? – задумчиво вопросила я портрет.

Кого-то он мне напоминал, но вот кого именно… Леший его знает, может, и был, но не здесь. Запаха тлена я в саркофаге не учуяла и, судя по идеальной чистоте стенок, оказалась его первым постояльцем. Похоже, святые фендюлинские мощи были всего-навсего приманкой для легковерных паломников с тугими кошелями. И знали об этом лишь единичные посвященные, скорее всего, магистры. Кто-то же изредка полеживал в «запертом» саркофаге, старательно сопя, вещая или просто подглядывая в щелочку…

Тивалий околачивался возле двери, изнывая от волнения:

– Ну что, госпожа ведьма?!

– Если ты о Фендюлии, то я его так и не дождалась. Может, записку стоило оставить? – задумчиво прикинула я.

– Это не он!!!

– Не поверю, пока лично с ним не побеседую.

Парень обиженно насупился. Открыл было рот, но, раздумав, так ничего и не сказал.

– Брось дуться, – примирительно сказала я, легонько толкая его локтем в бок. – Давай сначала найдем вашего святого и убедим его вернуться на место, а потом уже расскажем обо всем Верховному магистру. Пока что, думаю, у него и без Фендюлия головной боли хватает.

Оруженосец еще немного помолчал, рассеянно теребя свой вороний знак, но потом все-таки кивнул и попытался улыбнуться.

* * *

Эльфийская слива зацветала на пару недель раньше обычной, помня о теплой весне своей родины, Ясневого Града. Невысокие раскидистые деревья, сплошь усыпанные багряными цветами размером с кулак, традиционно украшали дворцовые и храмовые парки, но, прихваченные коварными белорскими заморозками, плодов не давали. А жаль – эльфы гнали из багряных слив отменную наливку, которую потребляли на каком-то ритуальном празднике, собственно ради потребления и затеваемом.

Стоя у широкого окна галереи, я задумчиво любовалась пламенеющим деревом. Закатные лучи, расплесканные по камням мостовой, создавали для него изумительный фон из оттенков алого и оранжевого, словно вокруг огромного костра.

Осмотр второго и третьего этажа мы отложили на завтра. Тивалий, выклянчив у меня честное рыцарское слово (ха-ха!), что через десять минут застанет меня на том же месте, куда-то умчался. Впрочем, я никуда и не торопилась. Постою немного, уложу в голове сегодняшние впечатления и поднимусь в свою комнату. Авось удастся вздремнуть часок-другой перед второй попыткой свести знакомство с загадочным умертвием.

Оруженосец что-то запаздывал. Посчитав себя свободной от обещания, я оторвалась от окна и пошла к лестнице.

– Госпожа ведьма, погодите! – окликнул меня чей-то голос. Я удивленно покрутила головой и заметила пристроившегося в уголке живописца, полускрытого мольбертом. Видимо, он стоял здесь давно, еще до моего прихода, в порыве вдохновения успев перепачкать красками не только руки, но и лицо. – Не могли бы вы еще немножко постоять в этой позе? Да, и голову влево поверните, чтобы свет на лицо падал! Вот так, чудненько!

Рыцарь с удвоенным энтузиазмом зашуровал кистью. Польщенная, я послушно замерла еще на пару минут. К сожалению, уделить процедуре запечатления моего милого облика больше времени я не могла и, обойдя мольберт, с любопытством заглянула художнику через плечо.

Великая сила искусства заставила меня оцепенеть с открытым ртом.

Вверху, как пришпиленный булавками, распластался белый ворон. По бокам порхала парочка окрыленных святых, вдохновенно тренькающих на гуслях. Посреди пестроцветного поля кружком расположились коленопреклоненные магистры, умиленно взирающие на разгоравшийся костер. На лице привязанной к столбу ведьмы застыло жесткое, ехидное и вместе с тем мечтательное выражение, которого я от себя никак не ожидала.

– Вы не волнуйтесь, это только набросок! – торопливо начал оправдываться живописец. – И вообще, всего лишь художественный образ!

– Ах, набросок? – От моего задумчивого тона творческая личность как-то погрустнела и сникла, не мешая мне отдирать полотно от мольберта. – Ах, образ?!

Рыцарь понял, что я безнадежно далека от искусства, и, подхватив кисти, дал деру, пока я не порвала его вместе с полотном, которое, кстати, я аккуратно скатала в трубку и сунула за пояс. Подарю Школе Чародеев – то-то смеху будет! Особенно если я наконец соглашусь прочитать там курс лекций по практической магии и лично поведу студентов на экскурсию в музей…

* * *

Судя по догорающей свече, проснулась я около полуночи. Бесшумно оделась, распихала по карманам заранее выставленные на стол флаконы и амулеты, волосы скрутила и заколола на затылке. По привычке потянулась к мечу, но, уже коснувшись ножен, досадливо отдернула руку.

Стоило мне вроде бы осторожно потянуть на себя дверь, как с той стороны что-то зазвенело, загромыхало, и я с возмущением обнаружила рухнувшую конструкцию из стального рыцарского сапога, насаженного на прислоненную к двери палку. Тивалий выскочил из соседней кельи, как камень из орочьей пращи.

– Ага, так я и знал! Нет уж, госпожа ведьма, дважды вы меня не проведете, сегодня я пойду с вами!

– Пошли, – охотно согласилась я, – А ты спать не хочешь?