— Но не понимаю, почему это обязательно должен быть «универсал»,— проворчала я.

Прицениваясь, мы дошли до нового «субару-аутбека», который отвечал большинству наших требований. Я почувствовала: это то, что мне надо. С ним будет легко управляться, у него приличный двигатель, и все же...

— Я чувствую себя наседкой с выводком детей,— сказала я.— Для этого я слишком молода.

— Многодетные мамаши водят минивэны,— ответил Кит.

Я сердито посмотрела на него.

— А машина обязательно должна быть коричневой?

Да, если мы хотели купить именно эту машину. Как бы мне ни хотелось иметь голубую или красную, решающую роль сыграло то, что машина была новой. Моя утонченная натура противилась тому, чтобы водить «чужую» машину. Я хотела иметь свою — сияющую, новую и чистую.

Итак, мы заключили сделку, и я, Сидни Мелроуз, стала гордой владелицей коричневого «универсала». Я назвала его Латте, надеясь, что моя любовь к кофе скоро перейдет на машину.

Как только с делами было покончено, Кит оставил меня, чтобы отправиться в свою квартиру в центре Палм-Спрингса. Он предложил мне остановиться там, но я вежливо отказалась и взяла комнату в гостинице, испытывая благодарность к алхимикам за их щедрость. Честно говоря, я бы расплатилась собственными деньгами, только бы спасти себя от пребывания под одной крышей с Китом Дарнеллом.

Я заказала обед в номер, наслаждаясь одиночеством после долгих часов, проведенных в машине с Китом. Потом переоделась в пижаму и решила позвонить маме. Хоть я и радовалась тому, что на время избавлюсь от неодобрения отца, но скучала по маме.

— Это хорошие машины,— сказала она, узнав о моем приобретении.

Мама всегда была вольнолюбива, чем сильно отличалась от моего отца. Он учил меня химическим формулам, а она показывала мне, как самой сменить в машине масло. Алхимики не обязаны сочетаться браком с другими алхимиками, но я всегда удивлялась, какие же силы свели моих родителей вместе. Может, отец не был таким строгим в молодые годы.

— Наверное,— ответила я все еще обиженным тоном.

Мама была одной из немногих, рядом с кем я могла не прикидываться идеальной и не изображать постоянную радость. Она всегда ратовала за открытое выражение своих чувств.

— Понимаешь, меня просто раздражает, что мне почти не дали слова.

— Раздражает? Я взбешена из-за того, что он даже не поговорил со мной об этом! — воскликнула мама.— Не могу поверить, как это он взял и умыкнул тебя! Ты моя дочь, а не товар, который он может запросто перевозить!

Странно, но мать на мгновение напомнила мне Розу — обе бесстрашно говорили все, что думают. Такая черта казалась мне странной, но иногда, размышляя о своем тщательном самоконтроле и сдержанности, я гадала: может, как раз я странная?

— Он не знал всех деталей,— сказала я, машинально заступаясь за отца.

Если бы родители злились друг на друга, при отцовским-то нраве, жизнь в доме стала бы невыносимой для

Зои, не говоря уж о маме. Лучше позаботиться, чтобы там царил мир.

— Ему не рассказали всего.

— Иногда я их ненавижу! — В мамином голосе слышалась угроза. — Иногда я ненавижу и его тоже.

Что сказать в ответ? Конечно, я негодовала на отца, но он все-таки был моим отцом. Множество трудных решений он принимал из-за алхимиков, и, хотя иногда я чувствовала, что задыхаюсь в поставленных мне тесных рамках, работа алхимиков была важна, я в этом не сомневалась. Людей следовало защищать от знания о вампирах. В противном случае началась бы паника. Хуже того, это могло бы загнать некоторых слабовольных людей в рабство к стригоям в обмен на бессмертие и окончательное разрушение души. Такое происходило чаще, чем нам бы хотелось.

— Все в порядке, мама,— успокаивающе проговорила я,— Со мной все хорошо. Мне больше не грозит беда, я даже не выехала из Соединенных Штатов.

Вообще-то я не знала, насколько правдивы мои слова о «беде», но решила хоть немного утешить ее. Стэнтон велела мне хранить в секрете дислокацию в Палм-Спрингсе, но, если я раскрою, что мы не за границей, это не слишком повредит и, возможно, убедит маму, что меня ждет работа не труднее обычной. Прежде чем я повесила трубку, мы поговорили еще немножко, и мама рассказала, что получила весточку от моей сестры Карли. К счастью, у нее было все хорошо. Мне ужасно хотелось узнать, как там Зоя, но я устояла против желания попросить ее к телефону. Я боялась — если Зоя подойдет, выяснится, что она все еще на меня злится. Или, хуже того, вообще не желает со мной разговаривать.

Я отправилась спать в меланхолическом настроении, жалея, что не могла раскрыть маме все свои страхи и показать свою неуверенность. Разве не так ведут себя нормальные матери и нормальные дочери? Я знала — мама с готовностью бы меня выслушала. Это мне нелегко было открыться. Для нормального подростка я была слишком посвящена в секреты алхимиков.

Открыв глаза после долгого сна, я увидела льющийся в окно солнечный свет и почувствовала себя лучше. Мне предстояла работа, и поставленная передо мной новая цель заставила меня стряхнуть чувство жалости к себе. Я вспомнила, что делаю это ради Зои, ради мороев и ради людей. Это помогло мне сосредоточиться и отбросить неуверенность — по крайней мере, в данный момент.

Около полудня я заехала за Китом, и мы отправились за город, чтобы встретиться с Джил и тем затворником-мороем, который будет нам помогать.

Киту было что рассказать об этом морое по имени Кларенс Донахью. Кларенс жил в Палм-Спрингсе уже три года, с тех пор как в Лос-Анджелесе скончалась его племянница. Очевидно, смерть племянницы тяжело подействовала на него. Кит встречался с Донахью пару раз во время прошлых заданий и все время отпускал шуточки насчет того, что Кларенс вот-вот спятит.

— Он — хранилище кровяных шариков без шариков в голове,— сказал Кит, хихикая.

Держу пари, он выжидал немало дней, чтобы отпустить эту шутку. Шутки его были вульгарными — и в придачу глупыми,— но чем ближе мы подъезжали к дому Кларенса, тем тише и тревожнее становился Кит. Кое-что пришло мне в голову.

— Со сколькими мороями ты уже встречался? — спросила я, когда мы съехали с главной дороги и свернули на длинный извилистый подъездной путь.

Дом был похож на особняки в фильмах ужасов — приземистый, из серого кирпича, совершенно не гармонирующий с остальной виденной нами архитектурой Палм-Спрингса. Единственным напоминанием о том, что мы в Южной Калифорнии, служили вездесущие пальмы вокруг. Странное сочетание.

— Я повидал достаточно мороев,— уклончиво ответил Кит.— Мне под силу находиться рядом с ними.

Его уверенный тон казался натянутым. Я поняла: несмотря на его браваду, несмотря на комментарии насчет рас мороев и дампиров и суждения о моих действиях, Кит на самом деле очень, очень нервничал по поводу того, что ему придется находиться рядом с не-людьми. Ничего странного. Большинство алхимиков были такими же. Огромная часть нашей работы даже не включала в себя взаимодействие с миром вампиров, поскольку заниматься приходилось миром людей. Записи следовало спрятать, свидетелей подкупить. Большинство алхимиков очень мало контактировали с предметами своего изучения; подавляющая часть знаний была почерпнута из историй и сведений, передававшихся в семьях из поколения в поколение. Кит сказал, что встречался с Кларенсом, но не упоминал, что ему приходилось проводить время с другими мороями или дампирами — и уж наверняка не с целой их группой. А мы собирались встретиться именно с группой.