Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адъютантская работа не представляла для меня ничего сложного. Я лишь боялся, что меня выдаст малограмотность.
Май-Маевский часто диктовал мне приказы и распоряжения. Иногда он брал у меня из рук лист, качал головой и укоризненно восклицал — Капитан! Почему вы так безграмотно пишете?! Будьте же внимательнее! Я довольно несвязно ссылался на тяжелую жизнь и контузию. Однажды в приказании начальнику штаба я написал «сурьёзно». Начальник штаба генерал Ефимов старательно переправил «у» на «ю». — «Сюрьёзно!» — прочитал удивленно Май— Маевский, — А кто же так поправил? — поинтересовался он смеясь, — Начальник штаба, ваше превосходительство.
— Ваше превосходительство! Я полагаю, мне простительно. Имение разграблено, все время на фронте. Не до книг и культуры. Генерал Ефимов и тот делает ошибки! После этого случая Май-Маевский примирился с моей «грамматикой».
Отныне у меня была одна забота — связаться с подпольной большевистской организацией.
ВЫРУЧАЛИ АКСЕЛЬБАНТЫЧасто пробегала дрожь от мысли «вдруг сорвется». Ведь приходилось лавировать среди высшей аристократии: князей, графов и родовитого дворянства. Я не умел «вращаться в свете», но «вращаться» приходилось. Мне приходилось усваивать элементарные понятия вежливости, учиться целовать дамам ручки, расшаркиваться, щелкать шпорами и раскланиваться соответственно чинам, званиям и положениям. Очень многие «блистательные орлы» не раз у меня спрашивали, не являюсь ли я родственником адмирала Макарова, погибшего на «Петропавловске», на что я, как бы неохотно, отвечал: «Да, какой-то дальний родственник». И сразу же менял тему разговора. Вообще при разговорах я был сдержан, больше молчал и слушал, что говорят другие.
Мое пребывание у генерала Май-Маевского дало мне много жизненного опыта, там я увидел прогнившее нутро буржуазно-дворянской аристократии. Я наблюдал, как холопски преклонялись перед позолоченной мишурой и высоким положением. Как прыгали графы, князья, генералы и вся аристократия перед диктатором Май-Маевским. Они боялись не только его, но и меня, близко стоящего к нему.
Адъютант в штабном вагоне.
Со мною однажды был такой случай: прохожу я по Сумской улице в Харькове, вдруг окликает какой-то генерал: — Прапорщик, почему вы не отдаете честь? Я остановился и проговорил назидательным тоном: — Прежде всего я не прапорщик, разрешите доложить, я — капитан, вас я не заметил, ваше превосходительство. Генерал повышенным тоном буркнул: — Солдатская отговорка, следуйте за мной в комендатуру.
Антон Иванович Деникин.
Я предложил генералу: — Ваше превосходительство, зачем нам идти пешком, прошу поехать. Генерал недоуменно оглядывался по сторонам, бурча: — Как поехать, на чем поехать? Я крикнул: — Поручик, дайте машину! Я всегда ездил на машине; если мне приходилось идти пешком, машина шла всюду за мной. Каково было удивление генерала, когда он увидел лучшую машину «Паккард» с двумя флагами: добровольческим и георгиевским. Генерал растерялся и в присутствии публики смущенно пробормотал: — Позвольте, капитан, это машина командующего войсками. — Да, а я старший и личный адъютант командующего. Пожалуйста, садитесь. Поручик открыл дверцу автомобиля, а генерал пролепетал: — Нет, нет, господин капитан, прошу извинить, здесь недоразумение. Таких случаев было много. Все заискивали и боялись меня.
Генерал Май-Маевский и его адъютант Павел Макаров.
Немалую выдержку мне пришлось проявить по отношению к богатым и знатным невестам. Их было очень много и все они благосклонно относились ко мне. Я поражался, как люди могут унижаться перед блеском и положением. Во время парада по случаю прибытия Май-Маевского в Харьков, буржуазия нас буквально засыпала цветами. Целая вереница фотографов, кинооператоров, тянулась хвостом за командармом. По окончании парада, ко мне подошел городской голова Харькова: «Господин капитан, мои дочери просили вас уделить им внимание. Хоть бы 5–10 минут», — добавил он умоляюще. Я сослался на неотложную работу и уехал с Май-Маевским. Всю дорогу я мысленно смеялся над чудаком. Некоторые профессора любезно дарили мне свои научные произведения с надписью «от автора». Да, аксельбанты адъютанта действовали магически. Подхалимничали не только перед «самим», но и перед адъютантом.
Генерал-бандит и танки
На станции Иловайской в вагон к Май-Маевскому вошел генерал Шкуро. — Отец! Ты с своей стратегией не… (крепкое ругательство). Мои терцы и кубанцы — не твои солдатики, которых ты бросаешь туда-сюда! — Успокойся, Андрюша, в чем дело? — перебил его Май-Маевский. — Я туда не поеду, куда ты посылаешь. Ты знаешь отлично, если кубанцы и терцы не пограбят, так и воевать не будут. Мне нужны винные заводы, поместья, а на черта сдались красные голодранцы!
Май-Маевский начал успокаивать генерала, а я исподтишка рассматривал этого бандита. Генерал-лейтенант Шкуро был среднего роста, блондин, 31 года, с голубыми хитрыми глазами, курносый. В империалистическую войну он служил есаулом. Настоящая фамилия его Шкура; для благозвучности сменил «а» на «о». Шкуро оказывал огромное влияние на раду, заставил ее произвести себя в полковники, а потом в генералы. Он устраивал дикие оргии и отличался бандитскими наклонностями.
По взятии Москвы, Деникин предполагал разжаловать Шкуро и предать суду за грабежи и самовластие. Шкуро, небрежно выслушав ряд доводов, объясняющих значение операции, сказал: — Ну ладно. Посмотрим на эти танки. Отец, хочешь обедать? Поедем. Девочки есть, цимес. Хорошо проведем время.
1919. Екатеринослав. На балконе А. Г. Шкуро с кордебалетом.
— Нет, Андрюша, мне немного нездоровится. В следующий раз как-нибудь, — протягивая руку, уклонился Май— Маевский. — Как хочешь. Поедешь — не пожалеешь, — ответил Шкуро, уходя из вагона. — Прибыли танки! — весело сообщали добровольцы друг другу, толпясь у прибывшего поезда, состоявшего из нескольких пульмановских платформ. Грозно смотрели стальные чудовища, четыре больших, остальные поменьше. Рядом с