– Чем ты там занимаешься? – спросил появившийся в дверях с бутылкой в руке Джон.

– Думаю пожить несколько дней у Дикки. Я здесь лишний.

– Никуда ты не пойдешь.

Эрни оглянулся на внука:

– Я же сказал, что видел, как ты смотришь на нее.

– А я сказал тебе, что не собираюсь спать с невестой Вирджила.

– Надеюсь, что прав ты, а я ошибаюсь. – Эрни взялся за лямки мешка. Он не знал, правильно ли поступает, уходя. Первым его порывом было остаться и проследить за тем, чтобы внук не натворил чего-то такого, о чем утром будет сожалеть. Но ведь он сделал свое дело, его работа окончена. Он уже вырастил Джона. Теперь ничего не изменишь. Он не может спасти внука от самого себя. – Потому что иначе кончится тем, что ты причинишь боль этой девочке и навредишь своей карьере.

– Я не собираюсь делать ни то ни другое.

Эрни повернулся к нему и грустно улыбнулся.

– Надеюсь, что так, – сказал он, ничуть не убежденный словами внука, и пошел к парадной двери. – Я действительно очень на это надеюсь.

Джон некоторое время смотрел вслед деду, потом вернулся в гостиную и подошел к панорамному окну. Джон владел тремя домами, и два из них находились на западном побережье. Он любил океан, его шум и запах. Монотонное движение волн завораживало его. Этот дом был его эдемом, где он прятался от повседневной жизни. Только здесь ему удавалось обрести покой.

До сегодняшнего дня.

Джон смотрел через окно на девушку, стоявшую у линии прибоя. Ветер трепал ее каштановые волосы. Джорджина определенно нарушила его покой. Джон поднес бутылку к губам и сделал большой глоток.

Он невольно улыбнулся, увидев, как она на цыпочках осторожно входит в холодные волны. Несомненно, Джорджина Ховард – большая фантазерка. Если бы не ее идиотская привычка постоянно трещать без умолку и если бы она не была невестой Вирджила, Джон не считал бы, что ему нужно поскорее избавиться от нее.

Однако Джорджина имеет непосредственное отношение к владельцу «Чинуков», поэтому ее нужно как можно скорее вывезти из города. Джон решил, что подбросит ее до аэропорта или автовокзала утром, а это означало, что ему предстоит провести долгую ночь в ее обществе.

Джон перевел взгляд на двоих детишек, запускавших бумажного змея. У Джона не было опасений, что он окажется с Джорджиной в постели вопреки тому, что считает Эрни, он думает головой, а не членом. Он снова приложился к бутылке. Но в этот момент совесть воспользовалась представившимся шансом и напомнила ему о дурацкой женитьбе на Ди-Ди.

Джон медленно опустил бутылку и снова посмотрел на Джорджину. Он никогда бы женился на женщине, с которой был знаком всего несколько часов, если бы не был пьян. Даже на красавице с великолепной фигурой. А у Ди-Ди фигура действительно была потрясной.

Уголки его рта печально опустились вниз, Он еще некоторое время следил за Джорджиной, отбегавшей от накатывающих волн, затем вдруг в сердцах чертыхнулся, пролетел через гостиную в кухню и вылил в раковину остатки пива.

Ему совсем не хотелось снова проснуться утром с пульсирующей головной болью и женатым на невесте Вирджила.

Джорджина пятилась каждый раз, когда холодная волна поднималась ей до бедер. Она дрожала, но, несмотря на холод, продолжала зарываться ногами в песок и цепляться за огромный обломок скалы, по форме напоминавший ломоть хлеба. Немного наклонившись вперед, она оперлась ладонями о неровную поверхность и несколько мгновений как завороженная рассматривала пурпурных и оранжевых морских звезд, распластавшихся на камне. Затем, как бы читая по системе Брайля, она провела пальцами по твердым и шершавым лучикам одной из них. Пятикаратный солитер на безымянном пальце – подарок Вирджила – поймал луч вечернего солнца и засверкал, усыпав руку девушки радужными пятнышками.

Когда Джорджина шла от дома к океану, мрачные мысли грозили придавить ее. Крах ее жизни, катастрофа со свадьбой и зависимость от Джона – все это тяжелым грузом давило ей на плечи. Но еще хуже было осознание собственного одиночества в огромном мире, где все было ей чужим. Она привыкла к деревьям, горам, к яркой зелени. Здесь же все было другим: песок – грубее, вода – холоднее, а ветер – резче.

Джорджина стояла и смотрела на океан, ощущая себя единственным живым существом на земле, и старалась справиться с поднимавшейся в ней паникой. В конечном итоге битву она проиграла. Как в небоскребе, в котором вырубился свет, у нее в голове прозвучало знакомое «щелк», и мозг отключился. Сколько она себя помнила, у нее в голове всегда образовывалась пустота, когда в ее жизни происходили какие-нибудь потрясения. Она ненавидела эти явления, но не могла предотвратить их. События дня наконец-то настигли ее, и случилась перегрузка. Почему-то на то, чтобы мозг снова включился, потребовалось чуть больше времени, чем это бывало обычно. Когда ее сознание прояснилось, она прикрыла глаза, вдохнула чистый воздух полной грудью, а затем выпихнула из головы все мысли о сегодняшних проблемах.

Джорджина хорошо овладела мастерством очищения сознания и концентрации на одном определенном вопросе. На это у нее ушли годы практики. Много лет она училась ладить с миром, который танцевал в совершенно другом ритме – в ритме, который она либо не знала, либо не понимала. Джорджина научилась делать вид, будто этот ритм ей тоже не чужд. С девяти лет она изо всех сил трудилась над тем, чтобы создать видимость идеального попадания в такт вместе с остальными танцорами.

С того дня – двенадцать лет назад, – когда Джорджина узнала о своей мозговой дисфункции, они с бабушкой старались скрыть ее неполноценность от всего мира. Джорджина посещала школы обаяния и кулинарии, однако курс общеобразовательной школы ей окончить так и не удалось. Она прекрасно понимала принципы дизайна и могла с закрытыми глазами создать красивую цветочную композицию, но в своем умении читать не поднялась выше уровня четвертого класса. Она прятала свои проблемы за шармом и кокетством, за красивыми лицом и телом. И хотя сейчас Джорджина понимала, что страдает скорее дислексией, чем задержкой в развитии, она все равно скрывала это. Она испытала громадное облегчение, сделав это открытие, и все же никак не могла решиться обратиться за помощью.

Неожиданно набежавшая большая волна намочила Джорджине шорты. Девушка пошире расставила ноги и поглубже зарыла ступни в песок. Где-то в верхней части ее списка жизненных правил, примерно под необходимостью нравиться людям и над умением быть хорошей хозяйкой, шло требование казаться такой же, как все. Для этого она старалась заучивать и запоминать по два новых слова в неделю. Она брала напрокат видеокассеты с экранизацией классических произведений литературы. Лучшим фильмом она считала «Унесенные ветром». У Джорджины была и книга, по которой был снят фильм, но она так и не прочитала ее. При виде огромного количества страниц, испещренных множеством слов, у нее опускались руки.

Джорджина провела пальцем по зеленому, как лайм, морскому анемону. Клейкие щупальца тут же сомкнулись. Девушка испуганно отдернула руку и отскочила. Еще одна сильная волна ударила ее по ногам, и Джорджина шлепнулась в воду. Волна тут же потащила ее прочь от берега, а затем отбросила обратно. От неожиданного погружения в холодную океанскую воду у Джорджины перехватило дыхание. И тут ее накрыло следующей волной. Она отчаянно пыталась удержать голову над поверхностью, но ей это плохо удавалось, в рот заливалась соленая вода, смешанная с песком. Наконец, когда очередная волна откатилась, Джорджине удалось встать на ноги, и она заковыляла прочь от линии прибоя. Удалившись на безопасное расстояние, она опустилась на четвереньки и сделала несколько судорожных вдохов, выплевывая изо рта песок. От холода ее зубы выбивали дробь. Все тело зудело от набившегося под одежду песка. Джорджина оглянулась на дом, надеясь, что ее злоключение осталось незамеченным. Не тут-то было.