Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А почему она вообще отовсюду падала? – вклинилась я в маленькую паузу между смехом и рассказами об Оксане. – Как-то все это странно.
– Да ничего странного. Она вообще дерганая была, кидалась в разные стороны, как судорожная. Позовешь ее, нормально, спокойно, не орешь, ничего, а она как дернется, как развернется, как будто у нее под ухом неожиданно выстрелили.
– Экспрессивная девушка была?
– А то. Экспрессивная и безбашенная. Под ноги не смотрела никогда. Вот и наворачивалась отовсюду. Особенно в плотницком. Там ведь везде деревяшки, так она то и дело синяки себе наставляла. Дернется куда-нибудь, а там кусок декорации, вот она через него и летит. Но обычно все синяками и ограничивалось. Ну, а в последний раз… не так удачно вышло…
В этот момент на лестнице снизу послышались тяжелые шаги и прерывистое дыхание, которое я уже научилась различать. Сомнений быть не могло – в декораторский цех поднимался театральный сварщик Глеб Александрович.
Этот Глеб Александрович был легендарной личностью и хотя давно уже преодолел пенсионный возраст, но все еще работал и изготовлял для спектаклей совершенно уникальные вещи.
Глеб почти ежедневно приходил в гости к Наталье, и они запросто могли бы стать закадычными друзьями, если бы не один нюанс: он плохо слышал, и чтобы общаться с ним, нужно было орать во весь голос. Поэтому дружески поболтать с Глебом было невозможно в принципе. Впрочем, это не мешало ему просиживать в маленькой комнатке с низеньким столом и огромными креслами большую часть своего обеденного перерыва.
С первых дней моего появления в театре Глеб просто влюбился в меня и теперь, приходя в гости, не сводил с меня глаз, а слышать, кажется, стал еще хуже. Видимо, от страсти.
«Ах, как… неприятно», – неизвестно на что сетовал он, вздыхая и расплываясь от счастья.
– Здравствуйте, Глеб Александрович, – в самое ухо кричала ему Наталья. – Ну как вам сегодня работалось?
– Ничего спалось, хорошо, – рассеянно отвечал Глеб и добавлял, взглянув в мою сторону: – Какой уж тут сон.
Глеб был очень грузным, хотя и не толстым, но крепко сбитым мужчиной, при взгляде на которого всякое представление о гибкости человеческого тела моментально улетучивалось.
– Ах, как неприятно, – немедленно заявил он, увидев, что в курилке, кроме монтировщиков, нахожусь еще и я. – А ты, Татьяна, все куришь? Нехорошо.
– Ах, Глеб Александрович, ну что же тут поделаешь, ведь и знаю, что нехорошо, а вот… несмотря на это… все равно.
– Да, нехорошо, – продолжал Глеб, подождав, пока я закончу говорить и, по всей видимости, не расслышав из моей речи ни слова. – Это они вон… оболтусы, они – пускай. А ты молодая девушка…
Кажется, он собирался прочитать мне небольшую воспитательную лекцию, поэтому я прибавила громкость и заорала что было мочи:
– А Наталья Викторовна вас уже заждалась!
– А-а, Наташа, – переключился Глеб на новую тему. – Наташа, это хорошо. Я сейчас иду к ней, – сообщил он мне, думая, видимо, что самой мне ни за что об этом не догадаться.
– Хорошо, хорошо, идите.
Спровадив Глеба, я еще немного поболтала с монтировщиками, но завидев поднимавшихся по лестнице Наталью и Ольгу, поспешила в цех. Не стоило создавать у начальства впечатление, что я отлыниваю от работы.
Открыв дверь, я с головой окунулась в потоки децибел – доброжелательная Алена, надрывая голосовые связки, развлекала разговором Глеба Александровича.
– …И потом мне же пгишлось кгасить загогодку, – пыталась одновременно улыбаться и кричать Алена, рассказывая, видимо, что-то смешное.
– Кого дубасить за глотку? – не понимал Глеб.
– Да не за глотку, а загогодку, – убеждала его Алена, отчаянно пытаясь преодолеть свою картавость.
– Ах, как неприятно, – сказал на это Глеб, увидев, что в цех вхожу я.
Почти сразу же следом за мной появились Наталья и Ольга.
– Здравствуйте, Глеб Александрович, – произнесла Наталья, пользуясь акустикой помещения, которая позволяла не очень повышать голос.
– Здравствуй, Наташа, здравствуй. Что же это сотрудницы у тебя…
– А что?
– Да вот, все курят.
Да, от судьбы, видно, не уйдешь. Не иначе, в тот день написано мне было выслушать воспитательную лекцию. Все время, пока шел обеденный перерыв и даже еще некоторое время после, Глеб посвятил рассуждениям о том, как все это нехорошо и вообще очень ему неприятно.
Впрочем, это не особенно нам мешало, потому что под его бормотанье мы довольно свободно говорили о своих делах, только иногда Наталья из вежливости поддакивала ему, повышая голос.
Наконец обеденный перерыв кончился, Глеб ушел, и все мы целиком и полностью углубились в работу. Близилась премьера, и нужно было успеть к сроку.
* * *
Вечером, приехав домой, я вдруг поймала себя на мысли о том, как я в последнее время устаю и какая это тяжелая и, в общем-то, не женская работа – художник-декоратор.
Впрочем, и работа частного сыщика тоже совсем не женская. Будем считать, что минус на минус в результате дает плюс.
От усталости голова «варила» не очень хорошо, но все же я решила проанализировать полученную за сегодняшний день информацию.
Приготовив кофе, я поудобнее устроилась на диване и предалась раздумьям, пытаясь выделить из всех полученных сведений те, что смогли бы пригодиться для моего расследования.
А такие сведения, несомненно, имелись.
Во-первых, я выяснила причину той странной отчужденности, которую окружающие испытывали к Ольге. Хотя нельзя не отметить, что это выяснение принесло скорее негативный, чем позитивный результат. В глубине души я лелеяла предположение, что все так к ней относятся потому, что подозревают в причастности к смерти Оксаны.
Но теперь, поняв, что если Ольгу и подозревают в причастности, то к совершенно иному преступлению, я не испытывала ничего, кроме разочарования.
Гораздо более полезными могли оказаться сведения, которые мне удалось собрать о самой Оксане. И это было во-вторых.
Похоже, эта Оксана была личностью весьма своеобразной. Как это они там говорили? «Судорожная»? Что ж, некоторая необузданность и порывистость иногда бывает свойственна нашему брату. То бишь, сестре. И я даже знаю многих особей противоположного пола, которые именно эти качества находят в женщинах привлекательными. Судя по рассказу того неудачливого монтировщика, такие особи имелись и в театре.
Не эти ли «нюансы взаимоотношений» имел в виду любезнейший Евгений Сергеевич, когда мы беседовали с ним в ресторане? И что имел в виду Стас, когда намекал на Азатова? Нужно было быть слепым, чтобы не заметить, как изменилось у того выражение лица.
Хм… А ведь это довольно интересно. Неужели Оксана имела наглость гулять от Бобы? Думаю, если бы он узнал об этом, то самолично спровадил бы ее на тот свет. Даже дополнительные приспособления в виде открытых люков не понадобились бы.