Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю, Джек. Черт побери, я его себе никак не представляю. Так можно нафантазировать неизвестно что, а потом искать то, чего нет. Ты с Блумом поговорил?
— Мы созванивались вчера вечером. Блум исключает у него суицидальные наклонности, Хаймлих того же мнения.
Блум пробыл на месте преступления всего несколько часов в первый же день, но и он, и Хаймлих располагают полным отчетом. На этой неделе Блум завязан с кандидатскими экзаменами. Шлет тебе привет. У тебя есть его чикагский телефон?
— Есть.
Грэхем тепло относился к доктору Алану Блуму.
Ему нравился этот низенький толстяк с печальными глазами, один из лучших судебных психиатров, а может быть, и самый лучший. Особенно Грэхем был благодарен Блуму за то, что тот никогда не проявлял к нему чисто профессионального интереса, хотя психиатры нередко принимают за своих пациентов все остальное человечество.
— Блум считает вполне вероятным, что Зубастый пария может подать нам какой-нибудь сигнал, — сказал Крофорд, — например, написать записку.
— На стене спальни.
— И еще Блум сказал, что скорее всего у него есть физический недостаток, либо он убедил себя в том, что страдает физическим недостатком, поэтому Блум не советует возлагать на эту примету больших надежд. «Незачем представлять себе какое-то пугало, чтобы потом тратить время на поиски химеры, Джек» — вот что он сказал дословно.
— Правильный подход.
— И все-таки ты уже что-то о нем знаешь, иначе как бы ты догадался, где нужно искать отпечаток, — настаивал Крофорд.
— Брось, Джек. Существует же явное доказательство: полоса пятен крови на стене. Не приписывай мне сверхъестественных возможностей.
— Но ему от нас не уйти. Ты согласен?
— Уверен. Так или иначе.
— Как это понимать?
— Обнаружим улики, которые существуют, но пока ускользнули от нашего внимания.
— А иначе?
— Он не остановится. Убийства будут продолжаться, пока осторожность его не притупится, и хозяин дома, разбуженный шумом, не пристрелит его первый.
— Ты не оставляешь нам других возможностей?
— А ты думаешь, я опознаю его в толпе, что ли? Этот Зубастый пария будет убивать до тех пор, пока мы не поумнеем, либо пока нам не улыбнется фортуна. А так это может продолжаться вечно.
— Но почему ты так уверен?
— Он вошел во вкус.
— Я же говорил, ты о нем что-то знаешь.
Грэхем молчал, пока они не вышли на улицу. На прощанье он сказал Крофорду:
— Подождем до следующего полнолуния. Тогда и увидим, что я о нем знаю.
Грэхем вернулся в гостиницу, где проспал два с половиной часа. Проснулся он к полудню, принял душ, заказал в номер кофе и сэндвич. Настало время заняться делом Джекоби из Бирмингема. Он протер свои очки для чтения и устроился с объемистой папкой у окна. Первые несколько минут, пока он только входил в материал, все вокруг отвлекало его, он поднимал голову от страницы при каждом звуке из коридора. Но прошло немного времени, и окружающий мир перестал для него существовать. Он с головой ушел в чтение.
Официант постучал в дверь, подождал немного и постучал еще. Не получив ответа, оставил поднос возле двери и сам подписал счет.
Хойт Льюис, контролер компании «Электросети Джорджии», остановил свой фургон под развесистым деревом в глубине переулка и пристроился позавтракать в кабине. Тоскливо открывать пакет с едой, который сам же себе и собрал. Все известно заранее — ни тебе записки, ни приятного сюрприза.
Он уже доедал сэндвич, когда над ухом раздался громовой голос:
— В этом месяце у меня, наверно, нагорело долларов на тысячу, не меньше, так, по-вашему?
Льюис повернул голову. В окно кабины на него смотрела красная, свирепая физиономия Эйч Джи Парсонса. Парсонс был облачен в бермуды и держал наперевес садовую метлу.
— Я что-то вас не понял.
— Ах, не поняли! А я-то думал, вы уже насчитали мне долларов эдак тысячу. Теперь ясно?
— Сколько у вас нагорело, мистер Парсонс, я не знаю, еще не смотрел ваш счетчик. Когда дойду до него, запишу вам данные в квитанции.
Парсонс бомбил компанию «Электросети Джорджии» жалобами на то, что его вечно обсчитывают.
— Имейте, в виду, я сам записываю показания счетчика и веду свой учет, — продолжал Парсонс, — и мне есть с чем обратиться в Комиссию по работе коммунальной службы.
— Если хотите, можем вместе посмотреть ваш счетчик. Пожалуйста, хоть сейчас.
— Не волнуйтесь, я и без вас знаю, как снимать показания. Думаю, вам тоже пора бы научиться делать это, как положено.
— Да замолчите же, Парсонс! — Льюис не выдержал и выскочил из кабины. — Черт возьми, помолчите! В прошлом году вы засунули в свой счетчик магнит. Жена сказала тогда, что вы в больнице. Вы помните, я его вынул и ничего не сказал вам? Зимой вы налили в счетчик патоки, тогда я написал заявление, и, насколько я помню, штраф вы заплатили без звука. Ваши счета начали расти после того, как вы сами сделали проводку в доме. Я вам сто раз говорил, лучше заплатите электрику, чтоб посмотрел, в чем дело. А вы что делаете вместо этого? Терроризируете нашу компанию своими жалобами. Вы меня достали, Парсонс.
Льюис побледнел от ярости. Парсонс направился к своему двору, продолжая ворчать на ходу:
— Я доберусь до вас, мистер Льюис. Между прочим, вы уже допрыгались. Вас проверяют. Перед вами здесь уже побывал контролер.
Парсонс закрыл за собой калитку и бросил через ограду:
— Скоро вами займутся как следует, и вам придется прекратить ваши безобразия.
Льюис завел машину и поехал по переулку искать себе другое место. А жаль: он не первый год останавливается под этим деревом, где можно спокойно перекусить в середине рабочего дня.
Дерево росло прямо позади дома Лидсов.
В половине шестого вечера Хойт Льюис теперь уже на своей машине подъехал к заведению под названием «На седьмом небе» и выпил несколько коктейлей, чтобы расслабиться.
Позвонил своей бывшей жене, сказал:
— Мне бы хотелось, чтобы ты по-прежнему собирала мне завтраки на работу.
Ничего умней в голову ему прийти не могло.
— Раньше нужно было об этом думать, мистер Умница, — отрезала она и бросила трубку.
Он через силу сыграл партию в шафлборд с несколькими своими коллегами и диспетчером из компании «Электросети Джорджии». Обвел взглядом зал. Эти чертовы служащие из авиакомпании тоже зачастили сюда. Их сразу видно по пижонским усикам и перстню на мизинце. Проклятье! Житья нет от этих рож.