– По-мо-ги-те-е-е! У-би-ва-ю-ю-ют! Спа-си-т… – Плоская подошва сорок третьего размера кожаных туфель Коркодила, подобно кузнечному молоту, опустилась на приглаженный затылок мента и не дала ему докричать всего одну букву, которая вырвалась в виде глухого стона из горла падающей ничком туши: – Ее-э…

Противник был повержен, но Крокодил по-прежнему оставался в стенах отделения милиции, и по-прежнему его руки были схвачены стальными браслетами за спиной.

На отчаянный вопль о помощи в комнату для экзекуций ворвались трое оперов: нелепо застыв на пороге, они с недоуменными гримасами уставились на последствия произошедшей баталии.

Один из них, коротышка с длинными, как у орангутанга, руками, первым пришел в себя. Выхватив баллончик со слезоточивым газом, он направил мощную струю в лицо Крокодила.

Не успевший затаить дыхание спецназовец поперхнулся, из глаз его потекли слезы. Потеряв ориентацию в пространстве, подобно слепому котенку, выведенный из строя Крокодил закрутился на месте.

Глухие удары резиновых дубинок посыпались на чекиста с трех сторон; можно было подумать, что перед операми не человек, а охапка переспевшей пшеницы, из которой выколачивают золотые зерна. Подоспевшие на подмогу приятелям милиционеры трудились на совесть. Вспотевшие и разгоряченные от вида хлынувшей крови, они вкладывали в удары всю злость, на которую были способны, – в общем, работали не на страх, а на совесть.

За несколько секунд высокомерное лицо спецназовца превратилось в кровавую кашу – губы треснули, как пережаренная кукуруза, нос съехал на сторону, а глаза заплыли здоровенными синяками, волосы слиплись от обильно хлынувшей крови, багрово-черными пятнами стекавшей на легкую спортивную куртку.

Крокодилу повезло, что его не убили: сказалась слабая физподготовка рядовых оперов районного уголовного розыска.

Но тут на смену приятелям пришел оклемавшийся малость капитан со товарищи – и истязания продолжились. Били зло, напористо и со знанием дела, обрабатывая задержанного с методичностью и знаниями светил травматологии – почки, печень, солнечное сплетение… почки, печень, солнечное сплетение…

Теряя сознание, Крокодил как сквозь водную толщу услышал, как в комнату ворвался какой-то молоденький офицерик и испуганно закричал:

– Стойте, стойте! Что вы делаете! Идиоты! Не бейте его – он из Конторы, вот его служебное удостоверение. – Рука протянула по направлению остановившихся с разинутыми ртами сослуживцев увесистую красную книжечку, а офицерик закончил: – Нашел на пороге отделения. Видать, выпала, когда его сюда волокли…

Последнего объяснения Крокодил не мог слышать, так как растворился в плотном, убаюкивающем тумане, будто провалившись в вязкое небытие.

* * *

Утро началось с неожиданности. Едва вернувшись на базу, Громов услышал, как динамик селекторной связи выплюнул металлическим голосом:

– Всему личному составу собраться погруппно в учебных аудиториях первого блока! Повторяю, всему личному составу…

Обрывок незаконченной фразы Громов дослушивал уже в коридоре, торопливо шагая в направлении указанного отсека.

Небольшой класс загудел передвигаемыми стульями, наполняясь будничным многоголосьем учебного учреждения.

Никогда прежде Виталию не доводилось увидеть всех членов их маленькой группки, хотя многие лица были знакомы по столовой, тиру или спортзалу; одного спецназовца Гром даже знал по имени – это был угрюмого вида долговязый парень с оттопыренными ушами и виноватым выражением серых глаз, звали его Сережа Чайник.

В аудиторию вошел подтянутый, всегда гладко выбритый полковник Ремизов в сопровождении Академика и одного из психологов.

Усевшись за первую парту, полковник окинул отеческим взглядом присутствующих и неторопливо, вполголоса поведал:

– В нашем подразделении случилось ЧП.

Выдержав короткую паузу, Ремизов удовлетворенно заметил, как десять пар глаз внимательно уставились на него.

– Сегодня утром линейным отделением милиции был задержан наш инструктор Крокодил и жестоко избит. Я знаю, что многие его не любят. Однако он наш, группа крови у него спецназовская…

По рядам прошел легкий, едва уловимый гул; и было непонятно – то ли все искренне негодуют, то ли столь же искренне радуются.

Как сообразил про себя Громов, никто из присутствующих не питал особой любви к высокомерному и деспотичному Крокодилу. Но тот факт, что на честь их элитного подразделения покусились какие-то там менты, никого не оставил равнодушным.

Зеленые офицеры Антитеррористического центра вопросительно уставились на полковника, ожидая, какие последуют санкции; будет ли наказан непосредственно Крокодил или же дисциплинарные взыскания ждут вконец охамевших ментов?

Но слова полковника, прозвучавшие под сводами учебной аудитории, привели всех в неописуемый шок.

– В программе вашего обучения есть раздел, условно именуемый диверсионными действиями на территории возможного противника. – Ремизов смотрел одновременно на всех и в то же время пронзал суровым взглядом каждого из присутствующих. – В ближайшие сутки мы с вами отработаем захват полицейского участка на примере вышеназванного отделения милиции. Предупреждаю, что максимально возможное оружие в данной операции – это слезоточивый газ. Однако применение такового является крайней мерой и будет рассматриваться комиссией как существенный прокол в профессионализме спецназовца. Если кто-то из вас будет захвачен в условный плен, то не ждите никакой поддержки – вас могут изуродовать, судить, в конце концов, даже ликвидировать – условия, максимально приближенные к боевым. Попавший в руки сотрудников милиции автоматически перестает быть офицером ФСБ со всеми вытекающими отсюда последствиями… Зато ментам потом все объяснят.

Когда Ремизов перестал говорить, в комнате повисла гнетущая тишина. Если бы в помещение залетел комар, то был бы слышен его писк.

Тишину разорвал бас Академика:

– Маленькое дополнение: в операции будут задействованы добровольцы.

Вставил свое слово и психолог; поправив тонкую оправу очков с крупными линзами, он внятно произнес:

– Отказ от участия в учебном мероприятии не будет рассматриваться как трусость. Кроме того, успешное завершение дела не сулит его участникам никаких благ.

– Решайтесь, – бросил полковник и, направляясь к выходу, сказал напоследок: – Ответ дадите после завтрака.

Виталий ощутил приятное щекотание нервов от предстоящего задания. В том, что он даст свое согласие, у него даже не промелькнуло и легкой тени сомнения.

В просторной столовой он не ел, а проглатывал пищу, не заботясь о том, что и как поедает; в голове крутилась только одна навязчивая мысль – вот оно, настоящее дело, шанс, который дает ему судьба. Раньше, еще в Дагестане, ему не раз приходилось участвовать в боевых операциях, но тогда в руках был надежный друг автомат, а смерть врагов считалась правилом и даже геройством – сейчас же все иначе: безоружным захватить отделение милиции, где у каждого был ствол и в любую минуту могла нагрянуть подмога в лице ОМОНа или СОБРа, при этом нельзя никого убивать.