Девушка перешла на Генделя.

Мария Ионовна сто лет не была в этих краях. Когда-то она слышала от осведомлённой приятельницы, что на Тверской усердно работают недешёвые девочки нетяжёлого поведения. И вообще в памяти Ужовой повсплывали какие-то пошлые, с подмигиванием, россказни давних коллег о ночной жизни столицы, которую стало модно осваивать в разных жанрах. Народ учился развлекаться по-новому, с открыто- генитальным акцентом. Так ей рассказывали.

Но действительность, обнаруженная в первые пятнадцать минут прохода по Тверской, пока опрокидывала её туманные представления о неизбежной встрече с непристойностями. Логично пришёл вопрос: что ещё в очевидной реальности не соответствует личным представлениям Марии Ионовны Ужовой о жизни вообще, о ночной в частности?

Спать всё ещё не хотелось. Усталость не приходила. Покинув нереально прекрасный книжный магазин, Мария решила продолжить спонтанное путешествие: любопытство - милый друг женщины - легко возобладало над возможными страхами. А чего, собственно, бояться? Только одного: быть узнанной. Точнее, быть пойманной.

Поймать может лишь тот, кто может её узнать; тот, кто ищет её весь день. Но кто бы ни искал её, сейчас не узнает её, не сможет. Внешность другая, совсем другая. Голос? Журналисты, даже самые пронырливые, даже в случайном разговоре, не опознают её голос: доктор Ужова ни разу не выступала ни по радио, ни по телевидению, ни в интервью тет-а-тет под диктофон. Дома, правда, хранились какие-то любительские пляжные видеосюжеты десятилетней давности, с песнями, смехом, анекдотами и баскетболом, но до них еще добраться надо, а квартиру обороняют крепкие ребята - Иван и Васька. Так что они не пройдут.

Склонность к задумчивости, внезапно открывшаяся в Марии сегодня, чуть не сыграла очередную лошадиную шутку: мимо с гиканьем и семиэтажным матом пронеслась наездница лет восьми, у которой не было абсолютно никаких денежных претензий на корм, а только ухарство, разбойное настроение и красная обветренная рожица, выражение коей было конгруэнтно выплёскиваемому в прохожих тексту.

"Интересно, до какого градуса может подниматься моё удивление?" - подумала Мария, отлетая к очередной стене. Продышавшись и убедившись, что маленькая разбойница ускакала, Мария повернулась и прочитала на очередной двери: "Бункер".

О, это актуально! Спрятаться в бункер - что может быть естественнее в её интересном положении!

Добры молодцы, встречавшие народ при входе, предлагали следующие услуги: разлучим с некоторой суммой денег и некоторой частью ручной клади, а также проведём мгновенный сеанс психологического рентгена. Ужова не ведала, что в таких оазисах цивилизации имеет хождение термин фейс-контроль, и опять удивилась. И ещё больше удивилась, когда её пропустили, не предоставив ни одной из вышеназванных услуг. Как свою. Странно.

Впрочем, недоразумение разъяснилось быстро. Как только Мария спустилась в задымлённый зал, сотрясаемый инфарктообразующими ударами музыки, к ней кинулись две девицы и два парня. С девичьей стороны завизжали:

- Ой, Нюнди, ты ваще, блин!..

С противоположной гаркнули:

- Эй, Муслик, нас тут без тебя не втыкает!..

В понятном оторопении Мария остановилась, вертя головой.

Конкурирующие стороны, что-то сообразив, протёрли зенки. Секунду-другую живописная группа из пяти фигур, находящихся в разной степени опьянения, поколыхалась в проходе, но вновь прибывавшие посетители подпирали, беззлобно толкаясь, и разрушали случайные формы. Девицы, хрюкнув, отвалили в свой угол. Парни, поняв ошибку, со всей возможной вежливостью отыграли назад следующим образом:

- Прива! Ты кто?

Доктор генетики Ужова, не робкого десятка дама, перешла на английский:

That man to man the world over

Shall brothers be for and that

Мужики окостенели. Мария пошла в следующий зал, хотя и так уж было ясно, что свободных мест нет и не предвидится. Стоять столбом средь этого шумного бала было глупо, да и о Петровиче надо было подумать: запредельный грохот экологически вредной музыки мог расстроить зверюшку.

"Бункер, блин! И ваще..." - усмехнулась образованная Мария Ионовна и повернула к выходу.

На улице тем временем образовался легкий снегопадик. С наслаждением вдохнув то, что в центре Москвы считается воздухом, Мария решила пойти в какое-нибудь понятное место, без лексических и визуальных неожиданностей.

Сна по-прежнему не было ни в одном глазу. Впрочем, как и голода. Наверное, сказалось возбуждение от абсолютно неожиданного пешего вояжа, невозможного ранее, в её рассчитанной до минуты научной и семейной жизни, да ещё с персональным водителем в последние три месяца директорствования. Всё происходящее было фантастично, играло на нервах и восхищало. Столь острых эмоций она не испытывала никогда. Скорее всего она даже не знала, что способна так много чувствовать. Собственно, все хорошие домашние женщины - слегка уроды, поскольку не знают, как свистит в душе пьяный ледяной ветер воли. Той самой непереводимой на иностранные наречия воли, что известна исключительно русским душам. Той воли, которая есть смысловой близнец Едемской близости прародителей Богу.

Мария шла по улице, напрочь забыв о своём бессмертии, и пела. Временами какие-то голоса и звуки всё же прорывались в её сознание, но она отмахивалась. Такая эйфория, конечно, до добра не доводит: Мария опять столкнулась с какой-то лошадью, потом с группой очень хмельных товарищей, затем с нищенкой, голосившей своё подайте так громогласно, будто надеялась получить от Юрия Долгорукова лично. Не получила. Княжеский памятник даже не дрогнул. Он в отличие от Марии наблюдал Тверскую улицу круглосуточно без выходных.

Куда бы пойти, где не с кем столкнуться? Где тут свобода для вольного человека с белой бессмертной крысой в дамской сумочке?

Она вдруг остро заскучала по Красной площади. Последний раз ей удалось побывать на любимой площади лет пять назад: сына выгуливала, прививала вкус к созерцанию прекрасного. К историческим памятникам Родины. Ужова была большая патриотка, правда, несколько безотчётно.

Энергично топая по Тверской, она оттачивала новую походку и опять чуть не доигралась: подошли два хмыря в коротких кожаных куртках, оглядели с головы до пят, буркнули: ты смотри там, блин... И выразительно зыркнули глубоко посаженными глазами.

Таинственный блин, размазанный по ночной Москве, всерьёз заинтриговал Ужову. Она любила кулинарить, она даже умела крутить домашнюю колбасу. Она владела секретами классического русского торта Наполеон! На масленицу, как водится, пекла блины. Но сегодня, когда Мария пошла по Москве, только пятое февраля. До масленицы далеко. О чём они все, блин?..

Всё, решено. Только на Красную площадь. Там охрана, там власть, там сейчас самое спокойное место на свете.

В свете подземного перехода Мария вдруг заметила, что под ногами здесь и там валяются деньги. Кругом нищие - и кругом деньги. Блестящие копейки, тёртые полтинники, усталые серые рубли, даже бумажная десятка попалась! Но особенно напирала мелочь: её было столько, что, казалось, отвлекись все статичные нищие на пару часов от своего вдохновенного ремесла и соберись скопом на субботничек - всей командой полетят развлекаться в Монте-Карло.