ЗАГСы там, роддома тоже довольно неприятными обычно бывают. Все мы, бедолаги, затеряны между справками и казенными домами. Постоянно нам пытаются прикрепить какую-нибудь дурацкую бирочку. В роддоме на руку, в морге на ногу. И всегда на них вранье еще какое-нибудь напишут.

На клочке роддомовской клеёнки, которую прикрепили на розовую ручку моего прекрасного сына было написано «Николаева Анастасия Владимировна, мальчик, 3 кг 300 г». То есть ни слова правды!

У сыночка и имя другое, а если эта бирочка относилась ко мне, то я еще до сих пор не превратилась в мальчика, несмотря на возраст. И веса-то у меня такого никогда не было, даже в младенчестве. Фу, приучают малышей к вранью с молодых ногтей. Понятно, все это крепится, чтобы не перепутать детей. Но, во-первых, путают, такие случаи известны. А во-вторых, с бирочкой сразу ощущаешь себя на производстве или фабрике, человеческий конвейер какой-то, право.

Вот раньше человек приходил в мир уже в родном доме, в окружении улыбающихся родственников. Уходил из мира в родном доме, в окружении, ну… не знаю, не знаю, но, по крайней мере, тоже родственников.

И когда бракосочетался, главной в этом действии была уж точно не тетенька госслужащая с золотой собачьей медалью на шее. Если вы мне не верите, что все так мрачно, вот, пожалуйста, несколько примеров патогенного воздействия казенных стен на человека в момент его наибольшей душевной уязвимости.

Картина первая. Огромный холл роддома. Весь такой больничный, с этим специальным запахом лекарственным, везде белые халаты, режущий свет, какие-то очереди. И это в такой тонкий и сладкий момент первой встречи новенького человека со своей семьей!

Правда, нынешняя косорылая ориентация на товарно-денежные отношения по-своему разнообразила больничную атмосферу. Теперь у входной двери больнички мечутся не только ошалевшие родственники и обалдевшие от них медработники, а еще и хищные фотографы, которые, пользуясь временной неадекватностью новоиспеченных отцов, пытаются впарить им свои услуги: «Папаша, папаша, постойте. Этот момент больше не повторится, надо бы заснять. А то как вы докажете потом ребенку, что именно вы его отец и сами забирали его из роддома?»

Ошалевшие папаши сначала глубоко призадумываются, а потом, поняв, что, действительно, доказательств-то на руках нема, покорно дают вывернуть себе карманы в обмен на фото странного качества. На этих фотошедеврах счастливый отец выглядит так, как будто его снимали через метровую водяную преграду, а выражение лица и поза страдальца уже окончательно убеждают всех, что перед нами неплохо сохранившийся, правда еще не всплывший утопленник. Вместо младенца эти профессионалы запечатлевают пук кружавчиков. А глядя на молодую мать на этих снимках, невольно хочется сказать: «М-да, все, отрожалась, бедняга».

Нельзя позволять посторонним людям так издеваться над собой! Для издевательств есть родственники. Однако мало кто может дать достойный отпор этим хищным предпринимателям. Я лично горжусь тем, что знаю такого человека. Это известный в своих кругах батюшка, отец Д. Когда он приехал в роддом забирать матушку и своего пятого ребенка, к нему тут же подпрыгнул гадкий щуплый папарацци со своими орудиями пыток и стал кричать: «Э-э, святой отец, а – святой отец, скажите, а где папаша ребеночка, надо договориться о съемке?» То есть он подумал, что батюшку (отец Д. в рясе был, конечно) молодые родители взяли для крутизны, а значит – выписка с размахом. Могут и цыгане подтянуться, и цирковая акробатка на лошади прискакать. Стало быть, надо подсуетиться – пахнет немалой наживой.

Ха, не знал он нашего любимого отца Д.

С любовью осмотрев мелкого суетливого фотодельца с высоты своих прекрасных и объемных двух метров и по-доброму улыбнувшись в раскидистую черную бороду, спокойно и доброжелательно, прекрасно поставленным голосом батюшка изрек: «А нет отца, знаете ли. Не изволил появиться, подлец эдакий, сбежал-с». И бережно взяв из рук опешившей матушки сверточек с голубой ленточкой, отец Д. достойно и неторопливо покинул сие вместилище суеты сует.

Конечно, простые смертные на такое не способны, кишка тонка. Им можно только посоветовать разрядить нервозную обстановку легкой шуточкой и не принимать все происходящее вокруг уж слишком серьезно. Вот, например, мой сыночек Никитка хорошо умеет снять напряжение веселой прибауткой. Нос ему, правда, уже ломали. Но шутить он не перестал даже в самые торжественные моменты своей жизни.

В один прекрасный день, тоже в роддоме, держа на руках свой родной сверточек, он рассеянно прислушивался к нежному воркованию тещи: «Ой, смотрите, сколько вокруг малышей. С голубыми ленточками – мальчики, розовые – девочки, а наш-то в зеленом мешочке, кто же он, а?»

– Овощ, – моментально и невозмутимо ответил мой мальчик, хороший журналист и достойный сын своей матери (если что, нос ему сломали не в этот раз).

Вообще, от самого человека многое зависит. Можно сделать веселыми даже собственные похороны. Вот, например, исторический факт. Давным-давно житель Санкт-Петербурга барон Берг, человек состоятельный и остроумный, оставил, умирая, наказ вскрыть его завещание прямо в день похорон, над гробом, при обязательном присутствии всех его родственников и кредиторов. И вот торжественный момент. Нотариус вскрывает пакет и зачитывает текст всем присутствующим: «Не желая оставить никого из родственников и кредиторов без внимания (присутствующие обмениваются многозначительными торжествующими взглядами), вменяю себе в святую обязанность поделить между ними все, что имею.

Завещаю им прежде всего хорошенько вглядеться в черты моего прекрасного лица, чтобы оно навсегда запечатлелось в их памяти. Затем взять мои руки и по русскому обычаю положить их крестом на груди, причем большой палец каждой длани вложить между указательным и средним, чтобы получился символический знак отрицания. И то, что покажет моя правая рука, завещаю моим милым родственникам, а что покажет левая – кредиторам».

Так что, как видите, хорошей шутке найдется место на любом мероприятии. Однако мой Александер, стоя перед загсом, так не считал. Ему было в этот момент не до шуток. В его нежную плоть безжалостно впивался мальчиковый костюмчик, беспощадно затянутый мамой галстук не давал дышать, только что коротко оболваненная голова нещадно чесалась.

Поэтому из худенького, украшенного большим кадыком горла раздался вопль не мальчика, но мужа. «Быстро все, – кричал Александр, протаскивая меня через строй белоснежных расфуфыренных невест, – бегом, уроды, не отставать. Еще пять минут – и я сдохну здесь!»

Мы, топая как стадо слонов, неслись по коридору, сзади нас уже догонял оперативный Иваныч, размахивая обретенным паспортом. Шумной толпой мы вкатились в Зал Торжеств.

Скажу вам честно: несмотря на такое помпезное название, ничего торжественного я там не увидела. Разве что, там была все та же государственная тетенька, которая учила нас жить, когда мы подавали заявление на вступление в брак.

Теперь она, правда, для каких-то сакральных целей нацепила на мощную шею медальку на ленточке. Правда, может, я зря злобствую? Может, она честно получила эту медаль на соревнованиях по метанию ядра среди пенсионеров в сверхтяжелом весе?