Глава восьмая. Явь

Найти нужные травы было нелегко, пока черти искали труп брата, а в деревне прошла траурная процессия с пустым сосновым гробом, Ратибор бродил по полям. Он уже и сам был не уверен в правильности своего решения, но уже не зная почему, продолжал следовать выбору. Этим вечером колдун подрезал последний цветок, листья были темно-голубыми, их кончики словно чуть подпалили, а в центре они имели ярко зеленый цвет.

***

В хате было тихо. На столе лежало синее тело Богомила, возле которого сопели чертики. Колдун подошел к трупу и стал осматривать распухшего брата. "Мать так голосила из-за тебя. Вся деревня захлебывалась… Будут ли так поливать землю слезами из-за меня? Нет. Конечно, нет. Все они чувствуют, что я другой. Не только из-за моего хладного тела. Им достаточно взглянуть на меня, таким уж я уродился, брат, полумертвецом".

— Вставайте, гультаи. Не время спать!

Три комка сразу же встали в линию у края стола и вытянулись, задрав пяточки вверх.

— Где его левый глаз?!

— Где-где у балоте.

— Где ж ему ешчо быть, батенька?

— Мы его из пучины вытягивали, а глаз вывалилса! На тоненькой ниточке висел. А потом — раз! — и ее кикимора когтями обрубила. Еле убежали, хозяин!

— Гм… Ясно, несите все нужное. Быстрее!

"Слушаюсь" — одновременно сказали бесы и быстро засеменили копытцами по полу, пока их хозяин, засучив рукава, перетирал в ступе цветы, туда же отправлялись и пальцы трупов, и мох, и жуки, и, самое главное, кровь колдующего. В конце приготовления снадобья получилась вязкая ярко-зеленая жижа, запах которой мог сразить любого насмерть.

— Разденьте и посадите его в бочку, а после умойте зельем.

Пяточки лишь кивнули и принялись исполнять новый приказ. Без одежды брат казался еще внушительнее: плечи не сжимала одежда, а сильные руки не скрывала рубаха. Из бородки и волос утопленника достали остатки болотной тины, а после — не смотря на свой размер, слуги были очень сильные — усадили в бочонок. Синеватая кожа стала коричневой, словно покрываясь древесной корой или грязью. Посмотрев последний раз на потухшее лицо брата, колдун велел снести его в погреб.

Через несколько дней Ратибор проснулся ночью от голосов чертей.

— Воскрес, ваше благородие!

— Как Христос воскрес, батенька!

— Сидит плачет в подвале. Бубнит что-то, как медведь, так протя-яжн-о, — черти захихикали

— Быстро принесите его на кухню и укутайте во что-нибудь!

Слабый свет лучины освещал стол. В углу сидел всхлипывающий Богомил, а черти, улегшись на полу, ждали новых указаний. Ратибор сел рядом с братом, приобнял его.

— Ну тише ты, все хорошо теперь.

— Ба… — голос резко пропал, — ба…

— Не говори, языка то не имеется! — черти вновь захохотали

— Как нету?!

— Да Болотница взяла и откусила яму язычок то.

— Молитвы бубнел — вось и отгрызла.

— Весь зъела!

Ратибор молча прижался лбом к голове брата и ахнул от омерзения, перед ним возникла ужасная картина: кикимора утягивала его на дно, а после, когда ил лизал кожу, разорвав одежду, глянула и поцеловала, прижимаясь своими сине-зелеными грудями. Боль, вода рядом стала багровой, улыбка во всю морду, желтые и острые зубы, после она стала измываться над телом, а как закончила, встала и, извергла из себя несколько сотен икринок…

Мураши обжигали кожу, колдун оглянул комнату, взгляд остановился на играющих чертятах. "Слава Роду, это было видением…"

— Тише, брат, тише. Все будет хорошо, сейчас у меня побудешь, а потом к матери, к жене, хочешь? Ну тише ты, все переживали, что тебя нет, вон даже похоронили, а теперь все рады будут. Вновь кузнецом будешь, радость же, да?

Не получив ни согласия, ни отказа от такого будущего, Кветка еще крепче обнял брата. На лице некроманта расплылась улыбка. "Живой, плачет даже, не говорит, но оно и лучше! Теперь не один я мертвяк, не один. Мамке скажу, что в лесу нашел, а про язык и глаз… Леший так пошутил над ним! Все рады будут, все…" — под тихий плач, вперемешку с бубнежом ожившего, он крепко уснул, а снился ему добрый и красивый сон про будущий день.

***

Мать топила печь, уж несколько дней как она перебралась в свою старую хату и проделывала всю привычную работу: стирка, готовка, подкормка живёл, уборка в доме. Софья почти не ела и не пила, с каждым днем все худела и становилась бледнее, мать не могла смотреть на нее без слёз.

— Софочка, ну покушай хоть хорошенько — вон кака худа стала!

— Не могу я матушка… Без него — мне свет не мил, жизнь не нужна…

Мать присела рядом со снохой, приобняла ее и положила свою плотную, но сухую руку, на чуть полный живот.

— Ты не говори так, дочка, ведь скоро появится на свет ребеночек ваш, внук ти внучка моя. Живи не ради себя, а ради ребеночка живи.

Подействовало ли присутствие Марии или ее слова так отложились в сердце молодой вдовы, но, пересилив себя, она чуть поела, мало, но больше чем в последнее время. Как только они закончили трапезу, в дом вошел Богомил вместе с братом. От удивления мать выронила тарелки, которые с глухим стуком упали на пол, выплевывая ложки. Софа сразу же подбежала и обняла мужа, его холодная кожа чуть обжигала, но она продолжала, не жалея губ, целовать глупое квадратное лицо. Левая часть его была полностью закрыта тканью.

— А чего ж это…

— Это, мамко, нашел я его в лесу, когда по травы ходил. Собираю я значит, а тут слышу то ли зверь какой идет то ли леший шалит, я глянь — брат. Стоит он, на меня глазками лупает, как корова какая, — Ратибор осмотрел брата и добавил: — Вернее глазом. А я от неожиданности кошик выронил, подбежал к нему, обнял, говорю: "Где ж тебя черти носят?". Да только он и слова сказать не может, видно, лешего разозлил аль какой дух злостный, вот и попал так.

— Ой, ты видно голодный, милый, я сейчас, сейчас! — молодая женушка быстро подобрала посуду с пола и стала накладывать еще горячую еду, Богомил, лишь глянув на мать, пустил несколько слез и резко крепко обнял ее, чем немного испугал. Мария обняла сына в ответ, лицо ее выражало радость: все морщинки куда-то пропали, уголки губ трепетали, будто исполняя песню материнского счастья, а руки ласково гладили широкую спину, даже ее седые волосы стали не такими сивыми и обрели живой черный окрас на своих кончиках, которые