С.: Насколько мне известно, нет. Она всегда играла только с этими двумя.

Г.: Что вы делали после того, как не нашли ее у подружки?

С.: Я… я пошла на детскую площадку возле Свеавеген. Там никого не было.

Г.: А потом?

С.: Потом я уже не знала, что должна делать. Я пошла домой и принялась ждать. Стояла у окна и высматривала ее на улице.

Г.: Когда вы позвонили в полицию?

С.: Это было уже позднее. В пять или десять минут одиннадцатого я увидела, как возле парка остановился полицейский автомобиль, а потом приехала машина скорой помощи. Тогда уже начался дождь. Я надела плащ и побежала туда. Я… я говорила там с каким-то полицейским, но он сказал мне, что там ранена какая-то взрослая женщина.

Г.: И вы пошли домой?

С.: Да… и я увидела, что в квартире горит свет. Я так обрадовалась, думала, что она уже дома. Но я просто забыла выключить свет.

Г.: Когда вы позвонили в полицию?

С.: После половины одиннадцатого, я уже больше не могла выдержать. Я позвонила одной моей подруге, мы вместе работаем на фабрике. Она живет в Хёкаренгене. И она мне сказала, чтобы я немедленно позвонила в полицию.

Г.: По нашим данным вы позвонили без десяти одиннадцать.

С.: Да. А потом я пошла в управление полиции. То, которое на Сурбрунгатан. Они были очень любезны со мной, я должна была описать им, как Ева выглядит… как она выглядела, во что была одета. Я взяла с собой фотографию, чтобы они знали, как она выглядит. Они были очень доброжелательны. Тот полицейский, который все записал, сказал, что не проходит и минуты, чтобы какой-нибудь ребенок не заблудился или не остался на ночь у знакомых, но всегда через несколько часов это обязательно выясняется. И…

Г.: Да?

С.: Он сказал, что если бы что-то случилось, возможно, какое-нибудь несчастье, то им об этом уже наверняка бы доложили.

Г.: Когда вы вернулись домой?

С.: После полуночи. Я сидела и ждала… всю ночь. Ждала, что кто-нибудь позвонит. Полиция. Я оставила им свой номер. Но никто не позвонил. Я на всякий случай позвонила туда еще раз. Но тот господин, с которым я разговаривала, сказал, что у них есть мой номер и что они немедленно позвонили бы мне, если бы…

(Пауза.)

С.: Но никто не позвонил. И утром тоже. А потом пришел полицейский в штатском и… сказал… что…

Г.: Думаю, можно не продолжать.

С.: Да. Нет.

М. Б.: К вашей дочери уже пару раз приставал один… ненормальный человек, не так ли?

С.: Да, прошлой осенью. Дважды. Она говорила, что якобы знает его. Он живет в том же квартале, что и Эйвор, это та девочка, у которой нет телефона.

М. Б.: Он живет на Хагагатан, да?

С.: Да. Я заявила об этом в полицию. Мы были там с Евой, и все это мне пришлось рассказать какой-то женщине. Ей также показали множество фотографий в альбомах.

Г.: У нас имеется рапорт об этом. Материал мы уже нашли.

М. Б.: Я знаю. Но я бы хотел вас спросить, не приставал ли этот человек к вашей Еве еще раз. Я имею в виду, после того, как вы заявили об этом в полицию.

С.: Нет… насколько мне известно, нет. Она ничего не говорила… а ведь она всегда обо всем рассказывала.

Г.: Спасибо, фрау Карлсон, это все.

С.: Уже все?

М. Б.: Не сердитесь, что я спрашиваю, но куда вы собираетесь сейчас идти?

С.: Не знаю. Только не домой, там…

Г.: Я провожу вас вниз, и мы по дороге все это обсудим. Думаю, мы что-нибудь придумаем.

С.: Спасибо. Вы очень добры ко мне.

Колльберг выключил магнитофон, хмуро посмотрел на Мартина Бека и сказал:

— Тот мерзавец, который приставал к ней осенью…

— Да?

— Его сейчас внизу допрашивает Рённ. Мы взяли его сразу же, вчера днем.

— Ну и..?

— Пока что это лишь большая победа современной вычислительной техники. Он ухмыляется и говорит, что это был не он.

— Это что-то доказывает?

— Конечно же, нет. У него вообще нет никакого алиби. Утверждает, что был дома и спал. У него однокомнатная квартира на Хагагатан. Говорит, что ничего не помнит.

— Он был насквозь пропитан алкоголем, — сказал Колльберг. — Мы знаем, что он сидел в ресторане «Красная вершина» и хлестал до шести часов, а потом его выставили. Думаю, его дела неважные.

— Что у него в прошлом?

— Насколько я могу судить, он обыкновенный эксгибиционист. Лента с записью рассказа этой девочки у меня здесь. Еще одна победа современной техники.

Открылась дверь, и вошел Рённ.

— Ну как? — спросил Колльберг.

— Пока никак. Ему нужно минутку отдохнуть. Похоже, он вообще не в состоянии что-либо соображать и невероятно устал.

— Мы тоже, — сказал Колльберг.

Он был прав. Рённ был неестественно бледен, веки у него опухли, а глаза покраснели.

— А как, по-твоему? — спросил Мартин Бек.

— Никак, — ответил Рённ. — Я просто-напросто не знаю. Думаю, что я заболею.

— Когда-нибудь в другой раз, — сказал Колльберг, — но только не сейчас. Прослушаем эту ленту?

Мартин Бек кивнул. Магнитофонная катушка снова начала вращаться. Приятный женский голос сказал:

— Допрос школьницы Евы Карлсон, родившейся пятого февраля одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. Допрос проводит криминальный ассистент Соня Хансон.

Мартин Бек и Колльберг наморщили лбы и последующие несколько фраз прошли мимо их внимания. Они слишком хорошо знали этот голос и это имя. Соня Хансон была той девушкой, которую два с половиной года назад едва не убили, когда они использовали ее как приманку в полицейской ловушке.

— Просто чудо, что она осталась на службе, — заявил Колльберг.

— Да, действительно, — сказал Мартин Бек.

— Т-с-с, я ничего не слышу, — шикнул на них Рённ. Он не участвовал в расследовании того дела.

— …и потом этот мужчина подошел к тебе?

— Да. Мы с Эйвор ждали автобус на остановке.

— Что он делал?

— От него ужасно воняло, и он очень странно шел и потом сказал… что-то странное.

— Ты помнишь, что он сказал?

— Да. Он сказал: «Привет, девочки, вы не хотите сделать мне рентген бура?»

— Ты поняла, что он имел в виду, Ева?