Ева и Генриетта. Супруги Макларен имели четверых детей, тем не менее Ева Макларен, в этом отношении не отличаясь от других женщин клана, стала частью не только суфражистского, но и ряда других радикально-либеральных движений: поддержи-вала движение за трезвость и Женскую либеральную федерацию. Что касается суфражизма, она, как и многие члены семьи, находилась в руководстве Центрального комитета Национального общества за избирательные права женщин (была его казначеем); в 1894 г. входила в коллективно созданный суфражистскими обществами Комитет по сбору подписей под специальным обращением (Special Appeal Committee), который планировал собрать 250 тыс. подписей в поддержку женского избирательного права; была членом исполнительного комитета Национального совета суфражистских обществ и его казначеем.

Дочери сестер Присциллы, Маргарет и Софии, тоже стали суфражистками. У Маргарет в браке с другом Джона Брайта, издателем Morning Star Самуэлем Лукасом, родилась дочь Кэтрин. Кэтрин вышла замуж за Джона Пеннингтона Томассона, сына текстильного фабриканта, квакера, либерала Томаса Томассона, который поддерживал дружеские отношения с Джоном Брайтом и был женат на тетке Урсулы Брайт. Таким образом, он приходился Брайтам дальним родственником. Их свадьба в 1867 г. собрала всех членов разветвленного клана Брайтов – Макларенов и их многочисленных друзей. Большинство членов рода Томассон разделяли суфражистские взгляды. Кэтрин Томассон была членом Центрального комитета Национального общества за избирательные права женщин, а позднее – членом исполнительного комитета Североанглийского общества за избирательные права женщин. И она, и ее муж щедро жертвовали в пользу суфражистских организаций и женских профсоюзов.

Третья сестра Джейкоба Брайта, София, вышла замуж за радикала Томаса Эшворта. Она умерла молодой от родильной горячки, оставив двух маленьких дочерей, Энн и Лилиас. Воспитывать девочек помогала Присцилла Макларен, поэтому нет ничего необычного в том, что и они, повзрослев, стали убежденными суфражистками. В 1877 г. Лилиас Эшворт вышла замуж за Джорджа Палмера Хэллита, профессора Бристольского университета, Энн осталась незамужней. Обе сестры, будучи весьма обеспеченными женщинами, финансировали различные суфражистские мероприятия и организации. Одна из первых историков суфражистского движения – Берта Мэйсон отмечает, что «Лилиас Эшворт относилась к наиболее самоотверженным и влиятельным деятельницам раннего периода» [53]. Она обладала незаурядными ораторскими способностями и принимала деятельное участие в первых суфражистских лекционных турне, поражая слушателей умением владеть аудиторией и убеждать в своей правоте[15].

На примере разветвленного клана Брайтов – Макларенов можно проследить определенный цикл выстраивания отношений в рамках специфической социальной среды. На первом этапе развития суфражистского движения эти отношения оказывали на него достаточно большое влияние: общность религиозных и политических убеждений порождала дружеские связи, которые перерастали в семейные, а они, в свою очередь, вновь порождали общность убеждений, что приводило к вовлеченности в одни и те же движения.

Изучив биографии членов этого клана и других суфражистских семей, можно сделать определенные выводы о характере гендерного контракта[16], которым руководствовались суфражисты, и их образе жизни. Все семьи в клане Брайтов – Макларенов, являлись эгалитарными[17], что было совершенно нехарактерным явлением для викторианской Англии. По этой модели выстраивали взаимоотношения и многие другие суфражисты: Гаретт, Панкхерст, Томассон, Пристман, Пеннингтон, Тейлор (имеются в виду друзья Макларенов – Питер и Клементия Тейлор, в лондонском доме которых проходили многие важные суфражистские встречи) и др. Женщины в таких семьях становились партнерами и единомышленницами своих мужей, у них был высокий уровень гражданского сознания, а жизнь не ограничивалась частной сферой: они решительно вторгались в сферу публичного, посвящая себя общественной деятельности. Девушки сами выбирали супругов, а юноши сознательно искали себе в жены не «ангела домашнего очага», а умную и образованную женщину, разделявшую их убеждения и интересы. Поэтому молодые люди, как правило, связывали себя узами брака с девушками из той же радикально-либеральной среды, которой принадлежали сами, с сестрами и дочерями друзей и знакомых либо дальними родственницами. Так, близкий к семье Брайт Генри Фоссет, член парламента от либеральной партии и ученик Дж. С. Милля, целенаправленно искал себе жену-феминистку. До Миллисент Гаретт он делал предложение ее сестре Элизабет и Б. Рейнер-Паркес, однако получил отказ от обеих, вероятно, из-за своей слепоты. Миллисент же ответила согласием, невзирая на возражения родителей, – в ней Генри Фоссет нашел единомышленницу, разделявшую его взгляды и восхищение Дж. С. Миллем. Впоследствии он писал, что основой их брака являлась «совершенная интеллектуальная симпатия» [54].

Нет смысла утверждать, что все эти союзы были идеальными и заключались по великой любви. Известно, например, что брак Элизабет Уолстенхолм-Элми был не слишком счастливым из-за тяжелого характера ее супруга и материальных трудностей, которые переживала семья, – Сильвия Панкхерст по своим детским воспоминаниям воспроизводит достаточно мрачную картину их семейной жизни [55]. Вряд ли можно говорить о любви в современном ее понимании между Генри Фоссетом, с застывшим лицом слепца, и златокудрой юной Миллисент Гаретт или между сорокатрехлетним Ричардом Панкхерстом и яркой красавицей Эммелин Гульден, которая была на двадцать три года моложе мужа, но не следует забывать, что викторианцы (а суфражисты безусловно, даже при своих смелых взглядах, оставались викторианцами) имели иные представления о любви и сексуальности. Сексуальность в эту эпоху воспринималась как нечто второстепенное и даже неприличное, в идеальных отношениях на первый план выдвигались родство душ и близость интересов. С этой точки зрения браки в суфражистских семьях, без сомнения, оказывались более счастливыми, чем обычно[18].

Несмотря на поглощенность суфражисток общественной деятельностью, нередко они являлись многодетными матерями, хотя детей у них было меньше (как правило, 3–4), чем в обычных викторианских семьях, в которых порой было по 10–12 детей [56]. Дети суфражисток становились частью «феминистского проекта»: девочкам стремились давать не менее качественное образование, чем мальчикам, их ориентировали на получение университетских дипломов и профессий, до этого считавшихся мужской прерогативой. Так, дочь Фоссетов Филиппа с детского возраста изучала математику под руководством преподавателей Кембриджа [57]. Именно из этой среды вышли первые женщины-медики и женщины-адвокаты.

Девушки уже в начале 70-х гг. XIX в. участвовали в лекционных турне, пропагандируя суфражистские идеи, путешествовали по стране без сопровождения мужчин, выступали перед смешанной аудиторией, что противоречило общепринятым нормам женского поведения. Иногда это вызывало осуждение, но всегда привлекало толпы любопытных[19]. Чаще всего им удавалось изменить общественное мнение в свою пользу: «На одном из собраний издатель местной газеты, который до этого запрещал публикацию каких-либо материалов (о суфражизме. – О. Ш.), в конце собрания вышел на трибуну для того, чтобы выразить благодарность ораторам. Он заявил, что до этого категорически не одобрял суфражистскую агитацию, но, услышав выступления леди, пришел к выводу, что те, кто так приятно и занимательно выража-ют свои мысли с трибуны, не