— Здравствуйте-здравствуйте, — я представилась.

— Добрый день, добрый день, — в тон мне ответил он, «добрая душа», всем помогающая. И уставился действительно добрыми карими глазками, как бы говорящими: «Ну-с, о чем поведаешь?»

Я поведала об исчезновении Серегина. Заодно поинтересовалась, не известно ли господину Николаеву что-нибудь эдакое, на предмет чего можно было бы сей же час частному детективу задуматься и вскорости решить данное запутанное дело.

Николаев кивнул и, видимо, решив, что должен передо мной покаяться во всех своих существующих и несуществующих грехах, принялся «вещать» — совершенно не в тему.

Говорить к тому же он, как оказалось, совершенно не умел: мычал, кряхтел, сопел, шмыгал носом, а также издавал вовсе нечленораздельные звуки. Через десять минут столь плодотворной беседы я не только безумно устала от его общества, но была еще и полностью разочарована: сей индивидуум не только не сообщил мне ничего нового, так выяснилось еще, что знает он о своих сотрудниках гораздо меньше, чем даже ведаю о них я, человек в фирме посторонний. Такой вот оказался деликатный господин.

Еще через пять минут мы с сим милым дяденькой распрощались. И оба, кажется, вздохнули с облегчением.

Выходя из корпуса, я нос к носу столкнулась с Трофимовым. Все-таки противный тип. И взгляд у него колючий. Что в нем Аллочка симпатичного нашла?

— Здрасьте.

— Здравствуйте.

Нет, с этим гражданином я, пожалуй, после побеседую.

Я прошла мимо. Оглянулась: стоит, глазами буквально буравит. Бр-р…

Интересно, у Трофимова друзья есть? С ним вообще, помимо работы, кто-нибудь общается? Странный человек. Где он живет? И с кем?

А вот это, уважаемая Татьяна Александровна, вы, пожалуй, можете выяснить у Кири. Он наверняка поручил Саше покопаться в биографиях сотрудников «Горностая», и исполнительный Кочетков, конечно же, давно все выяснил. Так что загляну сейчас на склад к деду Кузину и поеду-ка к моим дорогим ментам.

* * *

Я оказалась права.

Попала, правда, в обед. Жующий и при этом громко чавкающий Кирсанов нехотя, с кислой миной предложил мне чаю. Не стала отказываться — больше, впрочем, чтобы его подразнить.

— Чем обязан? — друг мой Киря, после непродолжительных размышлений, решил быть добрым, ласковым и чрезвычайно вежливым мальчиком.

— Помнишь, Киря, ты помогать обещал: что, как говорится, в твоих силах… завсегда пожалуйста… и прочая, и прочая?

— Ну?

— Приятного аппетита.

— Угу.

— Ну так вот, угадай с трех раз, зачем я к тебе пожаловала?

— Люди нужны, преступника брать.

— Подполковник, ты начисто лишен воображения.

— Чай пей, а то остынет.

— Спасибо. Скажи-ка мне, Киря, а не завалялось ли у тебя где-нибудь — случайно, разумеется, — досье на некоего господина Трофимова, грузчика «горностаевского»?

— В сейфе завалялось. Что, есть что-нибудь?

— Пока только подозрения.

— Понятно. Чай пей.

— Почитать дай.

— Ну никакого покоя нет с этой женщиной!

— Вы стали зазнаваться, сударь. Не забывайте, что дело об исчезновении Серегина все-таки на вас висит.

— Вот именно — «висит». Можно, мы докушаем?

— Дай почитать — и кушай на здоровье. А я тут вот, у окошечка, пристроюсь и буду сидеть тихо, как мышка… Чай, кстати, остыл.

— Я предупреждал, — пробубнил едва слышно Кирсанов. И достал ключ от сейфа.

Тоже мне, пророк. «Глаголом жги сердца людей…» Обжег уже.

— На! — Мне в руки небрежно сунули папочку с делом Серегина. Не слишком-то она, родимая, потолстела с тех пор, как я заглядывала в нее почти неделю назад.

— Теперь вы разрешите мне, грешным делом, дообедать? — недовольным голосом спросил Кирсанов.

— Дообедывай, — милостиво разрешила я. — Кстати, чревоугодие, если помнишь, является смертным грехом. А ты возвел обед в культ. Нехорошо.

Владимир зарычал.

— Еще раз — приятного аппетита. Я плесну себе чайку погорячее?

Меня даже кивком не удостоили.

Ну и что нового мы имеем? Я села поближе к окну и раскрыла папку.

Трофимов, Трофимов… Вот! «Трофимов Александр Иванович… грузчик-экспедитор…» Это мы и сами знаем. Проживает по адресу… Адрес не мешает запомнить.

— Киря, пятый дом — это который? Коммуналки, что ли? Ты же там рядом живешь.

— Угу, — подполковник старательно дожевывал бутерброд.

— Мерси.

Значит, проживает Александр Иванович в коммуналке. С больной матерью. Семьи, стало быть, в наличии не имеется. Почему?.. «Трофимовы живут замкнуто, с соседями общаются мало…» Не может этого быть. Если больная мама целый день сидит дома… Впрочем, понятно. Она редко выходит из комнаты: старушка перенесла инсульт и только-только начала поправляться. Ладно. Матушку нервировать по пустякам не стоит. Но соседи-то — хоть что-то они должны знать! «Тихий, скромный, не пьет, не дебоширит, мать не обижает». Молодец, внимательный сын.

И все-таки…

Идея!

— Сергеич, ты не возражаешь, ежели я папку с собой возьму?

— Возражаю, — буркнул Кирсанов и зачем-то полез под стол.

— Киря, мне бежать нужно: появилось неотложное дело. Поэтому…

— Всего доброго, — прозвучало из-под стола.

— Пока-пока. Сергеич, вылезай, что ты там ищешь? А папочку я все равно заберу. На днях забегу, верну. Не сердись, ладно? Мне эти документы вот как нужны, — я провела ребром ладони по горлу. — Ну все, подполковник. Будь здоров. Покажись, помаши ручкой: я ухожу.

Из-под стола высунулась огромная подполковничья ручища и пошевелила пальцами в мою сторону.

— Пуговица. Форменная. У меня таких больше нету. А без них — не положено. Чао, иди.

Я аккуратно положила папку в пакет и направилась к двери. На пороге столкнулась с румяным Кочетковым.

— Сашенька, привет-пока.

— Здравствуйте, Татьяна Александровна. У вас сегодня хорошее настроение.

— У нее сегодня игривое настроение, — раздался суровый голос в пустой комнате.

Саша разинул рот.

— Проходи, докладывай, — приказал невидимый Киря.

«Младший чин» судорожно сглотнул слюну.

Великолепная сцена. Стоит досмотреть.

— Товарищ подполковник…

— Ну. Докладывай.

— Владимир Сергеевич, какой пример вы подаете своим подчиненным? Вай, как нехорошо! — подала я голос.