Ладони и коленки стали мокрыми и саднили от мелких царапин, но Юлия изо всех сил попыталась не трактовать это событие как дурной знак. Сидя на земле, она все же медленно повернулась к часовне. И сосредоточенно, не торопясь, трижды перекрестилась.

…Вечер, долгожданный и вымоленный, не принес хоть какого-нибудь облегчения ни телам монашек, истомленных зноем, ни их душам, несущим у каждой свой крест, свой грех, свое чаяние. Так было вчера, и позавчера, и третьего дня. И нет никаких оснований надеяться, что завтра будет как-нибудь по-другому. Скорого окончания парализующей аномальной жары пока никто не предсказывал.

Болезненно красное солнце, укрытое испариной желтого смога, медленно, слишком медленно опускалось в сухой, потрескивающий лес. Начиналась ночная служба, монахини и послушницы длинной цепочкой устремились к небольшой старинной церкви. Желающих помолиться ночью становилось все больше с каждыми прожитыми монастырем сутками. Уж слишком тревожно, слишком смятенно стало здесь в последнее время.

Юлия знала, что, то есть кто тому причиной. И все знали. И после нескольких ужасных, отвратительных выходок Марка, которые случались почему-то как раз во время всенощной, она перестала туда ходить. Чтобы как-то успокоить мятежную душу и отвлечь тело, Юлия вызвалась исполнять черную работу на заднем дворе.

Эти занятия были ей в радость. Возить на одноколесной тележке землю и гравий, закапывать компост, разбирать забитый рухлядью сарай, обливаясь потом, словно горячим душем… Что может быть лучше для человека, если альтернативой таким занятиям для него является встреча с самим чертом?!

Юлия воткнула лопату в сухую землю. Мозоли давно исчезли, вместо них на ладонях и пальцах образовалась плотная кожа, которая уже не так болела. Девушка присела на корточки, подобрав длиннополую рясу, и принялась быстро собирать рассыпанные по земле близ огромной поленницы мелкие щепочки. Привычными жестами она бросала их в ведро, и оно постепенно наполнялось – прекрасный материал для растопки. И так же быстро Юлина душа наполнялась надеждой на скорое спасение. Уже завтра утром! Пережить бы только эту ночь, одну ночь…

– А-ууууу! У-ууууу!!!!

Юлия вздрогнула, выронив из пальцев очередную горсть щепок. Это раздалось из леса. Совсем рядом. И если кто-либо и мог бы по недомыслию и незнанию принять тянущий нервы звук за собачий вой, то только не Юлия. С некоторых пор она точно умела различить среди тысячи других животных призывный клич волка-оборотня.

– Ау-ууууу!!!!

Звук приближался. Сердце Юлии забилось в ритм сердцу бегущего сюда зверя. Она вскочила на ноги, собираясь спрятаться в доме. Кто бы это ни был – он не был Белояром, погибшим, защищая ее на берегах реки Смородины. А больше ей никто не был нужен. И никогда никто уже не будет ей нужен, кроме него. Она вдруг четко вспомнила их первую встречу…

…Тридцать первое декабря в заснеженной Москве. Та самая новогодняя ночь, когда у ее подъезда пьяные подростки избивали грязного, вонючего бомжа по имени Иван, которого она спасла, затащив к себе в квартиру…

…А потом – их разговоры долгими вечерами, все десять дней новогодних каникул. Его преданные, как у верного пса, глаза, его пепельная челка… И тот вечер, когда она обидела его. И следующее утро, в котором уже не было Ивана. И эта ужасная фраза – «Мы в ответе за тех, кого приручили»…

…Она, окруженная волками-лютичами, оборотнями, готовыми по приказу Бера растерзать ее здесь же, на месте, на капище Велеса лютой морозной ночью. И белый волк, вдруг выскочивший из чащи и одним лишь рыком разогнавший озлобленную стаю, на ее глазах обращается в Ивана! А Бер почему-то называет его Белояром…

…Холодные объятия Мары, когда она провалилась в небытие, не желая жить. И Белояр, пришедший за ней в мир мертвых, чтобы сказать, что любит. И их единственная ночь – на полу жарко растопленной бани кавказской шаманки, Бабы-Яги, указавшей им дорогу к идолу Велеса…

…Счастье, казавшееся таким близким. И горе, когда Марк бросил в пропасть оборотный нож Ивана, навсегда лишив его возможности стать человеком. Последнее воспоминание о Белояре – красивый белый волк, растерзанный стаей оборотней Бера.

В который раз спасший ей жизнь, сделав свой последний выбор…

Юлия сделала несколько торопливых шагов в сторону жилых построек. Для нее было одинаково страшно возвращаться в свою келью-тюрьму, где по ночам ее поджидал глумящийся дух Марка, и оставаться здесь. Но там она уже знала, что ее может ожидать, а здесь – нет. И потому шаги ее стали еще более спешащими. Забор, граничащий с лесом, остается все дальше позади. Еще немного – и она избавится от наваждения.

– А-ууууууууу!!!

Юлия резко остановилась. Постояла немного, опустив голову, прислушиваясь к звукам природы и собственным мыслям. А потом, медленно развернувшись, двинулась в сторону леса. Покорно и безропотно, как послушный ребенок идет на зов строгой матери, она шла сейчас навстречу с прошлым. Не осознавая, что, куда бы мы ни двигались – мы всегда идем навстречу своей судьбе.

В резко упавших на подворье сумерках Юлия шла вдоль забора, нажимая рукой на шершавые доски. Она знала, что где-то здесь должна быть прореха, которую постоянно пытаются починить, но из-за дефекта в самом заборе или от старости прореха регулярно появляется снова. Вот, наконец! Царапая пальцы о доски и колючие ветви одичавшей малины, она отодвинула одну из досок в сторону. Пролезть можно было, только ползя по-пластунски, что она и сделала. Невозможно остановить себя, если в нескольких метрах отсюда тебя властно и умоляюще зовет оборотень-лютич.

– Ты?!

Отряхнув подол одежды от елочных иголок и сухих листьев, Юлия огляделась по сторонам и увидела… Прячущуюся за кустом орешника худую бледную фигуру жреца Велемира.

– Ты?! Велемир! Что ты здесь…

– Подожди, сейчас… остановись!

Она так обрадовалась, увидев его, что бросилась навстречу, не обратив внимания на некоторый беспорядок в туалете жреца. Куст орешника приветливо шелестел высохшими без дождей листьями, пока мужчина быстро натягивал на себя длинное жреческое платье. Юлия терпеливо ждала, забавляясь тем, как сквозь ветви стеснительно мелькали голые тощие руки. Не прошло и минуты, как ей навстречу вышел Велемир во всем облачении. И даже с круглым массивным амулетом на впалой груди.

– Ну, здравствуй, ангел мой.

Прежде чем обнять ее, Велемир вынул из земли ритуальный нож. Вытер его о рукав своего экзотического одеяния и бережно убрал в кожаную сумку, что висела на его плече.

– Здравствуй, Велемир! – она сама удивилась радости, с которой обняла человека, некогда внушавшего ей такой ужас и отвращение. – Как хорошо, что ты здесь…

– То, что я здесь, – это очень плохо и ты…

– Мне столько нужно тебе рассказать!

– …ты в большой опасности…

– Что я пережила, ты не представляешь…