— Сердце любого доброго христианина возрадовалось бы переходу в жизнь вечную, но Сибилла де Фонтмари прожила шестьдесят два года и родила пятерых детей. Увы, не семерых, но она служила другим способом. Чаша добра к тем, кто исполняет ее волю. — Сестра Уэнна что-то протянула Глэдис: — Это твое.

Это было серебряное кольцо с замысловатым узором.

— Мое?

— Да, это кольцо девы чаши. Надень его.

Помешкав, Глэдис надела кольцо на средний палец правой руки. Оно оказалось точно впору.

Словно это было сигналом, ворон вдруг устремился с креста к воротам. Это была явная команда. Обычно ворота закрывались сразу после вечернего колокола, но сейчас сестры, выполнявшие эту работу, медлили, глядя на черную птицу.

— Довольно, сестры, — хлопнув в ладоши, сказала настоятельница. — Это всего лишь птица, ужин стынет.

Перестав слоняться вокруг, сестры потянулись за настоятельницей в трапезную. Остались только Глэдис, сестра Уэнна и две монахини у ворот. Когда они торопливо стали закрывать вход, ворон с карканьем спикировал вниз.

Монахини отскочили.

— Я не могу просто выйти, — сказала Глэдис.

— Никто тебя не остановит.

Это казалось столь неправдоподобным, и Глэдис решила, что это проверка. Когда ее вернут назад и станут задавать вопросы, она поймет, что все это чепуха. Она сделала несколько шагов, потом повернулась:

— Мне нужны припасы.

— Нет, не нужны.

— Мне нужно знать…

— Тебе ничего не нужно. Иди. Доверься Господу. И ворону.

Глэдис перевела взгляд с монахини на ворона, но знала, что должна выполнить это, и это не просто долг. Она призвана.

Ноги сами понесли ее к открытым воротам. Ожидая, что ее в любой момент остановят, Глэдис миновала привратниц, которые, казалось, не видели ее, и вышла на неровную дорогу, ведущую через поля, быстро исчезавшие в меркнущем свете.

У нее не было даже фонаря. Как только она доберется до темных деревьев, она потеряет дорогу и заблудится.

Но никто не помешан ей уйти.

К тому же она в священном путешествии.

Словно подтверждая это, птица поднялась в небо и, взмахивая крыльями, повела ее вперед. За деревьями в вечернем небе на вершине холма темнел монастырь.

Дрожа от страха и волнения, Глэдис следовала за вороном в сгущающуюся темноту ночи.

— О, де Лаури! Герой дня! — Мощный голос перекрыл шум в палатке, где пили пиво.

Майкл повернулся от стола, за которым пил с другими молодыми рыцарями и обсуждал турнирную борьбу и Генриха Анжуйского, шансы, действия и опять же Генриха Анжуйского, завтрашнюю схватку, в которой они будут сражаться на стороне Генриха Анжуйского.

Голос принадлежал Уилли Си, пьяному и надоедливому. Длинная, заляпанная пятнами безрукавка открывала массивные руки, покрытые такими же густыми волосами, как, и все его тело. За левую его руку цеплялась пышнотелая рыжеволосая особа, в правой он держал огромную пивную кружку, все расступались перед ним, а он направился прямо к Майклу. Уилли Си улыбался своей щербатой улыбкой, но был очень пьян.

Проблема. Никто из компании Майкла не был ему близким другом, так что придется рассчитывать только на свои силы. Одно из обещаний матери гласило, что его не убьют, пока он не найдет невесту. Но что ему кости не переломают, она не обещала. Он помнил, что тогда ответил: «Бессмертие — лучший довод против брака, какой я слышал», — но мать лишь улыбнулась и напомнила ему о клятве целомудрия.

Интересно, выбрал бы мужчина бессмертие, если бы должен был блюсти чистоту?

— Вот тебе подарок, — прорычал Уилли Си. У него был удивительный голос, полезный в битве, но чересчур сильный для замкнутого пространства, Так что все присутствующие волей-неволей станут свидетелями сцены.

— Как это щедро, ведь ты уже отдал мне выкуп, — таким же оживленным тоном ответил Майкл.

— Превратности битвы, — сказал Уилли Си без видимой обиды. Он махнул кружкой: — Если чувствуешь свою вину, наполни это.

Возможно, все будет не так уж плохо. Майкл окликнул прислуживавшего мальчика. Когда кружка Уилли была полна до краев, он поднял свою:

— За достойного противника!

— Да будет так! — Уилли Си несколькими глотками осушил кружку, рыгнул и проревел: — Эй, мальчишка, налей-ка еще! И ему тоже!

Как только его кружка снова наполнилась, он неторопливо подвинулся ближе, таща за собой девицу, и явно пытался сосредоточить пьяный ум на своей цели.

— Подарок! — объявил он. — Вот! — Он толкнул пышнотелую особу к Майклу. — Ее зовут Лиза.

Лиза явно была шлюхой и на все готовой. Она теснее прижалась к бедрам Майкла и обняла его за шею, но он знал, что она проверяет его мужественность.

— Как мне повезло, — проворковала она. — Сначала самый сильный рыцарь, а потом самый красивый.

— Он и самый сильный, — проворчал Уилли Си. — Взял верх надо мной.

На лице Девицы мелькнула тревога, и даже в неверном свете свечей Майкл заметил на ее шее старый синяк.

— Превратности битвы, — повторил Майкл слова Уилли Си, пытаясь найти выход из этой ситуации. — Но мы можем снова это проверить. — Он согнул правую руку, показывая, что имеет в виду.

После недолгого изумления Уилли Си воскликнул:

— Вот это мне по душе! Очистите стол!

Мужчины за тремя соседними столами вскочили, предлагая свой. Уилли Си движением могучей руки смахнул кружки с ближайшего. Майкл поставил свою кружку и пошел к столу, девица по-прежнему липла к нему.

Она была не в его вкусе, но сладкая и пышная. Его мужское достоинство отвердело, и ничего он так не хотел в этот момент, как использовать ее.

Майкл сел напротив Уилли и поставил локоть на стол, это дало ему возможность отделаться от прилипчивой Лизы. Она тут же прижалась к его плечу, ее распущенные волосы защекотали ему шею.

Черт! Нужно сосредоточиться. Ему нужно проиграть эту схватку, но не слишком быстро. По сравнению с поросшей темными волосами лапищей Уилли Си рука Майкла казалась слабой. Но он знал, что достаточно силен. Он всегда был силен. Опять же из-за своего таинственного предназначения.

Когда они сплели руки, отыскивая лучшую опору, Майкл спросил:

— Это просто схватка, или что-то поставим на кон?

Уилли Си осклабился щербатым ртом:

— Если проиграешь, вернешь мне мой выкуп.

— А если ты проиграешь?

— Ты меня сегодня уже начисто обобрал.

— Тогда почему бы не поставить на эту девицу? Я выиграю — она моя, ты выиграешь — я возвращаю тебе подарок. — Он подернулся к Лизе: — Ты будешь горькой потерей, милая.