– А вот и наш комитет по встрече, – выдернул ее из мыслей ироничный голос Виктора.

Оборотничка слегка удивленно уставилась на мальчишку лет двенадцати в сером, подпоясанном бечевкой подряснике, из-под которого выглядывали разношенные сандалеты и потрепанные джинсы.

– Дипломатический корпус? Из Будапешта? – деловито осведомился парнишка. В карих глазах плескалось любопытство.

– Да вроде того, – усмехнулся байкер, присаживаясь на корточки, чтобы малому не приходилось постоянно задирать голову для общения.

– Брату Захарию настоятелем препоручено встретить почтенных гостей и проводить в обитель. – Мальчишка изо всех сил стремился казаться взрослым и серьезным, но выходило не очень. – Только он сейчас по надобности отлучился, его дождаться нужно.

– Ну дождемся, раз надо, – хмыкнул Виктор. – Тебя-то как зовут, божий служитель?

Услышав про «божьего служителя» и еще раз окинув парнишку взглядом, Радислава насмешливо фыркнула.

– Отрок Диметрий, послушник Александро-Невской обители, – не подав виду, отрекомендовался тот. – А шрам у вас настоящий? – тут же разрушив всю напускную серьезность, полюбопытствовал мальчик.

– Нет, приклеенный, для конспирации, – едва сдерживая смех, откликнулся байкер.

– А это ваша жена? – Парнишка пытливо разглядывал Радиславу. Оборотничка чуть не поперхнулась. Да что же это такое! «Поженили» уже во второй раз за вечер. – А почему у нее глаза такие странные?

– Потому что я оборотень! – решив прервать реку вопросов, изливавшуюся из уст дотошного отрока, плотоядно усмехнулась менестрель, демонстрируя клыки во всей красе.

– Да-а? – недоверчиво протянул тот. – А вот в трудах Прокопия Зверознатца сказано, что оборотни «суть звероподобны, ужасны, волосаты зело, псиною воняют, дыхание имеют смрадное, до человека охочи невмерно».

Выслушав такое определение, Радислава с Виктором дружно расхохотались.

– Ты любишь юмористическую фантастику? – отсмеявшись, поинтересовалась менестрель.

Ответить Диметрий не успел. К их веселой компании приближался худой сутулый монах, волочивший в руках туго затянутую завязками холщовую сумку, в которой что-то стеклянно звякало. Подойдя к ним, он немедленно передал сумку мальчишке и хмуро представился:

– Захарий, Александро-Невской обители инок.

Байкер с оборотничкой рассматривали второго встречающего. Седой, хотя и не старый. Темная борода прикрывает впалые щеки, а в глубоко посаженных глазах, кажущихся слишком светлыми из-за черных широких бровей, ни капли положенного монаху смирения. Оружейник мысленно хмыкнул.

– Виктор Кипелов, – отрекомендовался он. – Специальный отдел при Дипломатическом корпусе Единой всеблагой матери-церкви. А это Радислава, наш консультант по вопросам общения с древними расами.

Разглядев свежеиспеченного «консультанта», монах невольно отпрянул назад, пробормотав себе под нос что-то вроде «свят-свят-свят», но в голос ничего не сказал, жестом пригласив дипломатов следовать за ним. Мальчишка-послушник, с усилием вскинув порученную сумку на плечо, поплелся за братом Захарием.

– Э нет, так не пойдет! – остановил его Виктор. – Давай сюда свою торбу. – Он забрал у мальчишки ношу, невольно поморщившись, когда лямка под весом содержимого впилась в перебинтованную ладонь.

Брат Захарий, пронаблюдав за тем, как сумка перекочевала к Виктору, нахмурился.

– Ишь, радетели выискались… – сварливо проворчал он себе под нос, неодобрительно косясь на дипломатов. – Сбежались ровно падальщики, словно нам одного иезуита мало… – Последнее было сказано тихо и довольно невнятно, но байкер расслышал.

– Какого иезуита? – подозрительно осведомился он. – Давайте-ка начистоту, уважаемый. – Виктор повелительно опустил руку на плечо монаху. – Что за ересь у вас творится?! Начальство нас клятвенно заверило, что тут тепло, светло и мухи не кусают, а вы нам сахар в пиво насыпать пытаетесь!

Брат Захарий, не ожидавший таких цветистых высоколитературных оборотов, ошарашенно таращился на Виктора. Радислава, уже привыкшая к тому, что байкер все время изрекает какие-нибудь крылато-поэтические выражения, тихонько посмеивалась над впавшим в ступор монахом.

– Так что рассказывайте, зачем вас отправил сюда настоятель, – ненавязчиво подтолкнул инока к беседе оружейник, чуть-чуть сдавив пальцами костлявое плечо.

Брат Захарий перехватил запястье Виктора и сбросил его руку со своего плеча. Байкер с удивлением отметил, что хватка узловатых пальцев не уступает его собственной.

– Никто меня не отправлял, мил-человек, – хрипло откликнулся Захарий, не выдержав пронзительного взгляда собеседника. – Точнее, отправляли, но не меня. Брат Евстратий, эконом обители, из-за телесной немощи не смог прийти, в последний момент меня попросил. Все одно я с Диметрием в город собирался, за пропиткой для дерева… Резчик я, – пояснил он.

А вот это уже становится интересным. Виктор хоть и предполагал, что встречать их должны были не старик с мальчишкой, но не ожидал, что его подозрения оправдаются. Пальцем в небо ткнул и попал. Теперь главное, чтобы этот самый палец не оттяпали, дабы не тыкал куда ни попадя.

– Ладно, идемте, по дороге все расскажете, – кивнул байкер.

Вечернее солнце расплескивало свои последние лучи о серые гранитные парапеты многочисленных каналов. Золотило грязную мутную воду и искристо-медный купол Исаакиевского собора, путалось в мрачной колоннаде Казанского, превращало в расписной домик вычурный храм Спаса на Крови. Медный всадник окутывался теплым ореолом, поблескивая многочисленными потертостями в самых неожиданных местах. Петербург наслаждался завершением еще одного солнечного августовского дня, грозя уже завтра задрапироваться свинцовой серостью: ветер гнал по небу клочковатые облака, трудолюбиво сбивая их в невзрачную войлочную пелену у горизонта. Радислава жадно впитывала новые впечатления, с любопытством вертя головой по сторонам и с каждой секундой все больше погружаясь в серое очарование старинных стен, от которых веяло мрачной таинственностью, просыпающейся осенней тревогой и затаенным безумием. Город оставлял в ее мятущейся душе двойственное ощущение. Привлекал и отталкивал одновременно. Отчего-то менестрель точно знала, что захочет вернуться сюда вновь, а в голове сами собой складывались новые строки:

Этот город растекся по венам

Неизбывным каменным ядом,

Я плачу дань гранитным стенам

И старинным чугунным оградам.

Как наркотик, пролившийся в кровь,

Раз попробовал – не оторваться,

Остаешься навеки со мной,

Заставляя мой сон продолжаться.

Город, город, меня не спасти —

Я попалась в твою паутину,

Я мечтатель и в грезах своих

Оставляю тебе половину

От себя… и частицу косого дождя…

По счастью, ее сумка в отличие от улетевшего в неизвестность рюкзака Виктора осталась при ней. На ходу выудив блокнот, она принялась поспешно переносить мысли на бумагу. Диметрий, раскрыв рот, смотрел, как оборотничка строчит карандашом, при этом продолжая идти.