Геродот рассказывает, что киммерийцы пересекли Кавказ, спасаясь от скифов, которые их преследовали. Мы полагаем, что, скорей, скифы устремились в брешь, которую пробили киммерийцы, и лишь позже вступили с ними в конфликт в Малой Азии и победили (ок. 638 до н. э.?). В конечном счёте преемник Гигеса Алиатт (ок. 610-561 до н. э.) в начале VI в. до н. э. изгнал или уничтожил киммерийцев. Невозможно точно сказать, остались ли от них какие-то группы или всё-таки те, кого ещё называли киммерийцами, были скорей лурами. Их имя ещё вызывало трепет, если это их имел в виду Иеремия, говоря о «первом годе Навуходоносора» (Иер. 25:1), то есть о 605 годе до н. э., когда упоминал Зимврию, больше нигде не упомянутую: возможно, это «гимри» — так клинописью писалось название киммерийского народа. Единственная память о них в ономастике — название Крыма, земли, где они жили долго. Но луры, если и были их частью, оставили более богатое наследие.

Искусство Луристана постепенно приобрело известность с 1928 г. благодаря находкам в мегалитических захоронениях и в некоторых святилищах Загроса южней города Керманшаха, и это явно искусство кочевых всадников. Его представляют тысячи бронзовых и железных изделий, одновременно очень символических и отмеченных глубоким религиозным чувством. Символы — это вездесущие изображения животных, а религиозность отражают фигурки молящихся мужчин с руками, поднятыми или выставленными вперёд, как бы делая приношение, и фигурки женщин, простирающих руки с демонстративным отчаянием, несомненно плакальщиц, которые, должно быть, участвовали в обрядах древней религии иранцев и на которых ополчился маздеизм. По этой продукции, как и по отсутствию следов каких-либо жилищ, видно, что она предназначалась в основном для погребальных целей, то есть особое внимание уделялось загробному миру — что в дальнейшем будет характерно как для скифского искусства, так и для маздеистской религии и, похоже, было очень свойственно ранним иранцам.

СКИФСКИЕ ВТОРЖЕНИЯ

История скифов на Ближнем Востоке ещё более запутана, чем история киммерийцев. Слово «скифы» использовалось в самом общем смысле для обозначения всех кочевых степных народов от Дуная или Дона до Дальнего Востока, хотя могли применяться и другие этнические термины, столь же неконкретные. В строго научном смысле оно относится только к жителям земель между Дунаем и Доном, к народам, которых греки называли «скитос», ассирийцы — «ашкузаи» или «ишканы», а евреи — «ашкенази». Последняя форма особенно интересна, потому что ей удалось выжить и потому что она показывает, что память о скифах сохранили даже в регионах, где скифы пробыли недолго. Известно, что слово «ашкенази», которым евреи раньше называли Германию, потом стало применяться к некоторым из самих евреев — к тем, кто живёт в Восточной Европе, в противоположность сефардам, испанским евреям, название которых происходит от названия города Сарды. Когда скифы пришли в Европу? Возможно, в XII в. до н. э., возможно, только в VIII в. до н. э. Они известны с древних времён, поскольку упоминаются в «Одиссее», где по их стране блуждают аргонавты, и в Книге Бытия, которая делает их детьми Гомера, предка-эпонима киммерийцев, который в свою очередь приходится сыном Иафету, как и предок мидийцев (Быт. 10:3). К востоку по соседству с ними, между Доном и Волгой, жили савроматы, очень близкие к ним и с течением веков ещё более сближавшиеся под их влиянием (несмотря на сходство названий, их не следует путать с сарматами, которые появятся только в III в. до н. э.), которые представляли собой не более чем авангард массы ираноязычных кочевников, обитавшей до самых китайских границ. Для наименования этих кочевников появилось много названий: будины из Саратовской области, меланхлены из верховий Донца, агрипеи с юга Урала или с Алтая, массагеты («рыбаки») из Согдианы и ещё много других: аримаспы («друзья лошадей») с Иртыша, исседоны, алазоны и прочие каллипиды... Что касается саков, они бродили между Доном и Волгой, и у персов этим словом называли всех степных кочевников, как у греков — скифами. Очень далеко на востоке жили юэчжи, несомненно, поселившиеся к тому времени в Джунгарии, в Ганьсу, на юге Алтая и, возможно, даже в Монголии; позже они заставят говорить о себе больше.

Преследовали ли скифы киммерийцев или нет, они вслед за последними в VII в. до н. э. пришли на Ближний Восток, конечно, через кавказские перевалы и, вероятно, также по восточному побережью Каспийского моря, может быть, попутно совершив несколько набегов на Бактрию. В 670-х гг. до н. э. они уже поселились в царстве Манна, к югу от озера Урмия, где оказались соседями мидийцев, говоривших на том же языке и уже живших там.

Несмотря на всё, что сближало оба народа и объединяло их против местных царств — возможной добычи или агрессоров, между ними не обходилось и без конфликтов: скифы были беспокойны, непостоянны, считали нужным пробивать себе пути, грабить ради выживания, находить новые места и могли это делать только в ущерб другим. Как приспособленцы они порой забывали о расовом братстве, об общих интересах и присоединялись к сильнейшему, в данном случае — к ассирийцам, которым они, как уже упоминалось, иногда оказывали услуги, которые пытались примириться с ними и даже подкупить их, с тех пор как время, когда скифский вождь Ишпакай напал на ассирийцев (ок. 678 до н. э.) и не добился успеха, прошло. Неудача этого набега заставила Партатуа, сына Ишпакая, сохранять мир с ассирийцами и даже служить им, чего бы это ему ни стоило. Возможно, скифы спасли Ассирию, напав с тыла на мидийцев как раз в момент, когда те, казалось, уже побеждали (653 до н. э.). Однако в повседневной жизни они должны были терпеть мидийцев, как и мидийцы — их, потому что царство Манна скифы сделали плацдармом для набегов на Плодородный полумесяц, на Сирию до самых границ Египта, на Анатолию, где, как мы видели, они истребили киммерийцев. Геродот уверяет, что они господствовали на Ближнем Востоке двадцать восемь лет — срок, который некоторые историки считают слишком долгим. Наконец мидийцы сочли их присутствие слишком тягостным и решили от них избавиться. Они пригласили скифского царя Мадия, сына Партатуа, и его вельмож на праздник и убили их — по крайней мере, такова версия Геродота. Примем её! Пиры на Востоке всегда подозрительны. Они ещё часто будут зловещими, как пиры Ксеркса, о которых рассказывают тот же Геродот или Книга Есфирь, как пир Валтасара или, гораздо позже, пир Ирода и Иродиады. Допустим, что эта резня случилась в 625 г. до н. э. Возможно, во всяком случае, около 627 г. до н. э. скифы ещё были могущественными, коль скоро Иеремия призывает их на помощь против Вавилона наряду с урартами, маннеями и мидийцами (Иер. 51:27).

После этого побоища скифы отхлынули на Северный Кавказ, в причерноморские степи, хотя некоторые, несомненно, остались (это произошло в последней четверти VII в. до н. э. или в самом начале VI в. до н. э.). Они увезли с собой не только трофеи, как видно по находкам в Келермесском кургане (первая половина VI в. до н. э.), но и целую культуру, которая сыграет решающую роль в создании их великой художественной школы.

Не факт, что захоронение в Хасанлу, городе, который, похоже, был столицей царства Манна и где обнаружили мощную городскую стену и дворец с роскошным портиком, видимо, прообраз дворца Ахеменидов, — именно скифское, а не маннейское. Это было первое захоронение в Иране, где нашли останки лошадей, принесённых в жертву, отчего его можно счесть скифским, но это значило бы, что в VIII в. до н. э. и даже в IX в. до н. э., когда погребли этого покойника, в Северо-Западном Иране уже присутствовали скифы. Однако это можно допустить, поскольку не исключено, что скифы, как и киммерийцы, служили в оседлых государствах наёмниками. Зато бесспорно скифским является клад конца VII в. до н. э. из Зивийе, найденный в большом бронзовом сосуде в 1947 г. к югу от озера Урмия. То, что лошади были принесены, в жертву, не доказано, но это можно предположить, судя по тому, что под голову покойнику были положены удила. Наряду с тем, что станет обычными находками в скифских мавзолеях VI в. до н. э.: пекторалями, ножнами, панцирями, чашами, — здесь найдены бесспорно женские украшения, а именно четыре золотых булавки, двадцать одна серебряная и пятнадцать бронзовых, и это наводит на мысль, что вместе с мужьями хоронили жён. Стиль изделий, представляющий собой смесь ассирийских, иранских, анатолийских и прежде всего урартских традиций, — очень религиозный. То есть присутствуют фигурки богинь, двумя руками поддерживающих груди, а в изображениях животных, сделанных в явно скифской манере, заметно противопоставление добра и зла, уже ассоциирующееся с маздеизмом. Особенно интересными кажутся мне две скульптуры. Одна из них — лев с двумя телами и одной головой, первое известное воплощение сюжета, который будет широко распространён даже в нашем западном средневековье. Другая изображает сцену родов — редкий мотив, который тем не менее встретится в XIII в. как в арабской живописи Багдадской школы, так и в сельджукской деревянной скульптуре. Родство между ними почти несомненно, но можно задаться вопросом, каким загадочным путём оно возникло. Тот же вопрос относится к вотивным щитам, какие якобы подвешивали в святилищах прежде всего в Луристане, но также в Урарту. Ассирийцы писали, что во время разграбления храма в Мусасире близ Урмии в 714 г. до н. э. они захватили шесть таких золотых щитов и двенадцать серебряных. Это интересная информация, поскольку позволяет связать урартскую цивилизацию с цивилизацией степных кочевников, вешавших щиты у входа в шатёр, и с цивилизацией сельджуков, помещавших на том же месте большие диски, высеченные из камня, которые я всегда считал характерными для сельджуков.