Но, даже сочувствуя ей, он испытывал ярость. Потому что не заслужил, чтобы ему врали на протяжении стольких лет. Селена никогда не рассказывала ему правду о том, какими на самом деле были ее отношения с Уиллом.

Нокс резко повернулся к ней, и она взвизгнула от неожиданности и попятилась к стене сарая.

– Ты обманывала меня.

– Нокс, вот уж не думала, что мой рассказ так сильно заденет тебя.

– Ничего подобного.

– Тогда почему ты ведешь себя так, будто тебе не все равно? Все в прошлом. Почему ты так возмущаешься, если я сама больше не огорчаюсь по поводу случившегося?

– Если бы ты не огорчалась, вы бы с Уиллом разговаривали.

– Трещина в нашей дружбе не имеет отношения к нашему разводу. Мы не разговариваем, потому что я обвинила его в том, что он позарился на мои деньги. – Селена тяжело вздохнула. – Можешь представить, как он расстроился. Уилл конечно же сказал, что ему ничего от меня не нужно. А я ответила, что иметь богатых родителей не значит быть при деньгах. Я была тому примером.

– Он так и не смог простить тебя?

– Я не извинилась перед ним.

– Ты не попросила прощения? – Нокс не верил своим ушам. – Даже когда обвинила его в таких ужасных вещах, когда он просто хотел помочь тебе?

– Это не важно.

– Тогда почему ты чувствуешь себя виноватой?

– А почему ты так разнервничался? Разозлился, что я ничего не рассказала тебе?

– Я злюсь из-за того, что ты не доверяла мне, – бросил Нокс, подступив к ней еще ближе.

Селена слегка отпрянула, и он чуть не вышел из себя. Нокс знал, что у нее было тяжелое детство, но все давно осталось в прошлом. И он не был ее отцом и не использовал физического насилия, чтобы запугивать женщин. И никогда, черт подери, пальцем ее не тронул.

Он относился к ней бережно. А она обманывала его все эти годы и скрывала правду о своих чувствах к Уиллу. Селена не доверяла ему тогда и сейчас вела себя так, будто он мог обидеть ее, а ведь он приехал сюда только затем, чтобы убедиться, что она под защитой и в полной безопасности.

Нокс потянулся к ней и сжал ее подбородок большим и указательным пальцами, заставив ее посмотреть ему в глаза.

– Черт подери, не смотри на меня так, словно я чужой тебе человек.

Селена вскинула подбородок и посмотрела на него с вызовом. И тут повеял легкий ветерок и донес до Нокса сладкий аромат лаванды и техасского бриза, которым могла пахнуть только она.

– Тогда не веди себя как чужой, – бросила Селена.

И тогда его кровь вскипела, и он машинально наклонился к ней, оказавшись с ней почти нос к носу.

– Я не веду себя так, – хрипло ответил Нокс, – но очень близок к тому.

На самом деле она не хотела Уилла. И никогда не отдавала ему предпочтения перед Ноксом.

Это все меняло.

И тогда он сократил расстояние между ними и прильнул к ее губам.

Селене казалось, что она видит сон наяву.

Ее целовал Нокс.

Правда, в ее фантазиях – которых она всегда стеснялась – они сначала мило болтали, а потом он нежно целовал ее в губы и заключал в свои объятия.

В этих самых мечтах Нокс сначала смотрел на нее своими чарующими серыми глазами, которые лучились теплом и любовью, а потом наклонялся к ней.

В реальности все оказалось абсолютно по-другому. Нокс буравил ее тяжелым взглядом и совсем не улыбался ей. А его губы… Они не были сладким покушением на границы их дружеских отношений. Нет. Поцелуй Нокса казался варварским захватом.

Это было вторжение. И Нокс не задавал никаких вопросов. По-прежнему удерживая Селену за подбородок, он чуть потянул его вниз, открыл ее рот и проник туда своим языком. Ей хотелось вырваться, разозлиться и возмутиться.

Потому что он сам злился на нее, даже позволил себе повысить голос. Нокс не имел права устраивать ей допрос, потому что не представлял, через что ей пришлось пройти и чего она пыталась избежать.

Он не знал, что она не сказала ему правду не потому, что не доверяла ему, а потому, что не доверяла самой себе. Ведь на самом деле ей хотелось тогда попросить не Уилла, а Нокса жениться на ней. Но глубоко внутри Селена понимала, что их брак не будет фиктивным и ей захочется большего. Только она боялась, что Нокс разочаруется в ней, и она потеряет его дружбу.

Поэтому Селена не подпускала его к себе. А теперь он к чертям собачьим взорвал всю ту сдержанность и осмотрительность, в которых она практиковалась все эти годы.

Она пришла в ярость и, схватив Нокса за рубашку, повернула голову и жадно набросилась на его рот.

Потому что считала несправедливым, что именно он перешел черту. Ведь это она так долго сдерживалась. А Ноксу не было до этого никакого дела.

Поэтому его следовало наказать.

Селена куснула его за нижнюю губу, и он зарычал, прижимая ее своей грудью к стене сарая. Потом Нокс схватил ее за запястья одной рукой и поднял ее руки у нее над головой.

Мерзавец.

Он пытался взять контроль над происходившим и над самой Селеной.

Еще чего. Именно Нокс шагнул слишком далеко, тогда как у нее никогда не было такого шанса. Селена всегда вела себя хорошо. Старалась изо всех сил. И теперь он хотел взять все в свои руки?

Ни за что.

Она снова укусила его, но на этот раз сильнее, и тогда он зарычал еще громче и еще крепче прижал ее к стене.

Нокс провел зубами по ее нижней губе, а потом куснул ее. И каким-то образом весь гнев Селены растворился.

В том, что у нее во рту находился язык ее лучшего друга, было что-то первобытное, и ей ничего не оставалось, как подчиниться. Вот и все.

Селену захлестнула волна эмоций, целый океан, который она удерживала в себе больше десяти лет.

Нокс. Она всегда хотела только его одного. Всегда.

Она сама все испортила, когда вышла замуж за Уилла. А когда развелась с ним, было слишком поздно. Нокс уже встречался с Кассандрой, и их отношения были серьезными.

Селене до сих пор не давало покоя то, что он сумел построить что-то серьезное с кем-то другим. Лично она так и не смогла.

Потому что ничего бы и не получилось, ведь она никогда никого не любила, кроме Нокса.

А он любил другую.

И признание его чувств к другой ранило так сильно, что Селене казалось, что ее сердце с каждым ударом разрывается на миллион маленьких кусочков.

Но потом, когда Нокс обнял ее за талию и прижал к себе, оно забилось еще сильнее. Селена могла чувствовать прикосновение его отяжелевшей плоти, что говорило о том, что он целовал ее не для того, чтобы проучить, потому что злился на нее.