– Андрей! Ты куда?

Он хлопнул дверью так, что хлипкий «аквариум» дрогнул. Она вскочила из-за стола. Догнала его уже у лифта. Это был Новинский пассаж. Инвестиционный фонд занимал весь шестой этаж. На первом этаже располагались торговый центр, кафе, рестораны, химчистка, несколько радиостанций. И везде были стены из прозрачного пластика, и некуда было укрыться от зевак.

Лифт – она ринулась за ним в тесную кабинку. Его лицо так близко… Вор, негодяй…

– Давай поговорим.

– Не о чем больше разговаривать. Тебе хочется, чтобы я унижался. Так я не буду. И так уж, баста. – Он отбросил от себя ее руки.

– У меня правда нет денег. Свободных нет.

– А вот этого не надо… Врать не надо. Что для тебя эти сто пятьдесят тысяч?

Он просил не доллары и не евро, он действительно на этот раз просил «в рублях». В прошлый раз было две тысячи евро, а до этого сто тысяч рублей, и потом еще три тысячи – уже долларов, и вот теперь снова…

– Но сейчас время такое, все ужимаются, сокращают расходы. – Она почти оправдывалась перед ним. – Нужно жить по средствам, Андрей… Никто не заставлял тебя брать эти сумасшедшие кредиты…

Кредиты… Она даже в этом не была уверена, что он что-то где-то брал и теперь ему надо срочно отдавать, гасить задолженности. Вор, негодяй, обманщик…

– Не читай мне нотаций в лифте.

– Я просто… это не…

– Ну, убей меня за то, что я наделал долгов.

Он наклонился к ней. Высокий и стройный.

– Лучше ты, чем другие.

– Что ты сказал?

– Ничего. Это мои дела. Все, приехали.

Лифт открыл двери. Огромный торговый зал. И они на виду у всех, как на ладони.

– Тебе что, кто-то угрожает? Ты кому-то задолжал?

– Не бери в голову. Прощай, Аня.

– Подожди, – она схватила его за руку, – Андрей, скажи мне правду. Тебе правда угрожают?

– Я с этим разберусь сам. Один.

Один… А ей мечталось, чтобы они все делали вместе, вдвоем… Пятнадцать лет разницы – при строжайшей диете, при регулярных походах в СПА-центр, может быть, это не так уж и много? В КОНЦЕ КОНЦОВ, ЧТО ТАКОЕ ЭТИ СТО ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ…

Только вчера в новостях она слышала о какой-то немке-миллионерше, которая попалась в сети международному жиголо на альпийском курорте. Тот требовал сначала восемь миллионов, потом еще сорок… Она слушала, качала головой: бедная, бедная, надо же так проколоться…

ОН все лжет. И о том, что ему угрожают, тоже лжет. Я ни единому слову его не верю, потому что он вор и подонок… обаятельный подонок…

– Возвращайся к себе, Аня. И прости за резкий тон. – Он дотронулся до ее лица. – Ни о чем не беспокойся. Я все понимаю, сейчас время такое, надо о себе думать в первую очередь. Я только не хочу, чтобы мы лгали друг другу. Я тебе говорил – я из-за лжи со своей бывшей расстался. Противно стало – вечное вранье… Когда я чувствую, что мне лгут, особенно любимая женщина, ради которой умереть готов, то я… – Он махнул рукой.

– Андрей!

Анна Гаррис, корпоративный директор по управлению персоналом, не узнала своего голоса.

Это она ему лжет? Она? А он готов «ради нее умереть»?

– Тут есть банкомат. У меня кредитка с собой. Сколько ты сказал надо – сто пятьдесят?

Банкомат, где получали зарплату все сотрудники фонда, к счастью, работал. Она сняла деньги в два приема. Это был срочный депозит, и в результате проценты накрылись, но она уже об этом не думала. Как так вышло, что она об этом даже не переживала?

Андрей Угаров забрал деньги. Он был, кажется, смущен.

– Спасибо, Аня.

Они вместе вернулись к лифту.

– У нас в семь совещание, я буду дома часов в десять. Заедешь?

– Нет.

– Нет?

– Я деньги должен отвезти. Расплатиться надо сегодня. Иначе…

– Я поняла. – Она почувствовала, что не может больше владеть собой, корчить из себя эту чертову бизнес-леди. Она порывисто обняла его, прижалась к нему, пряча лицо на его груди. – Андрей, Андрюша… будь осторожен… Эти люди, кто бы они ни были, держись подальше от них… Обещаешь мне?

– Обещаю. – Он поцеловал ее в губы.

Двери лифта открылись. А у нее ноги подкашивались, она уже не могла сделать и шага – бедная, бедная, это ж надо так проколоться…

Она вернулась к себе в офис, прошла в туалет и там долго стояла перед зеркалом, все смотрела на себя.

Андрей Угаров с деньгами вышел из Новинского пассажа. Вечерело. Накрапывал дождь. Его принес с собой какой-то балканский циклон. Сев в машину, Угаров закурил, включил радио – прослушал прогноз, нашел музыку. Нехилый музон, кажется, Бьерк – My love…

Мимо по тротуару молодая мать с малышом на руках спешит, торопится на троллейбус «бэшку». Карапуз лет пяти что-то канючит, она очень нежно обнимает его, защищая от дождя. Мать и сын… Угаров проводил их взглядом.

Вообще-то он никуда не торопился. Перелистал записную книжку, подумал и выбрал один номер из многих:

– Алло, Полин… привет… никуда не пропал, как видишь… дела были срочные… Какие дела? Встретимся, расскажу. Ты сегодня когда заканчиваешь? Уже? Слушай, тогда я прямо домой к тебе, а? Ну ладно… чего ты… я соскучился безумно…

Он долго с улыбкой слушал, как на том конце Полина гневно выговаривала ему тонким от волнения голоском, изредка миролюбиво поддакивая. Он вообще был настроен благодушно и снисходительно в этот вечер. Весьма удачный, хоть и дождливый вечер.

Спустя час его «БМВ» свернул с МКАД в районе Красногорска. Еще через десять минут он уже ехал по шоссе, огибавшему Архангельский парк. Его целью был поселок Воронки – здесь, в старой пятиэтажке, та, кому он звонил и с которой желал провести эту ночь, снимала однокомнатную квартиру, чтобы не создавать проблем матери и младшей сестре.

Дворники ритмично скользили по стеклу, дождь расходился все круче. Возле театра Гонзаго Угарову пришлось резко затормозить. Кто-то ринулся через дорогу, едва не попав под колеса. Угаров успел лишь заметить невысокую фигурку в яркой красно-синей куртке. Кажется, это был ребенок. Впрочем, понять что-то точно в этой мокрой мгле, ослепнув от фар встречных машин, было трудно.

Из окон хирургического отделения на четырнадцатом этаже нового корпуса можно видеть жилой комплекс «Алые паруса». В этот час – поздний ночной час – «Паруса» темны и нет в них ничего «алого». Из окон старого лечебного корпуса обзору доступен только парк – скупо освещаемый фонарями, заливаемый дождем.

Верочка Дягилева, младшая санитарка, захлопнула окно – бррр! Сырость какая! Когда вам всего двадцать лет и у вас впереди выпускные экзамены в медучилище, а вы из-за хронического безденежья вынуждены подрабатывать ночной санитаркой в военном госпитале, дождь и сырость – единственные ваши враги. Утром будут лужи, а у вас новые туфли, купленные на распродаже, и как они поведут себя, намокнув?