– Попросите его привезти ребенка к вам домой, и я устрою так, чтобы вы оба улетели сегодня вечером.

Мишель торопливо набрала номер, и несколько секунд спустя ее соединили с сотовым телефоном Чамберса.

– Том! – заговорила она, испытав при звуке его голоса такое облегчение, что на ее глаза вновь навернулись слезы. – Это Мишель.

– Где ты, ради всего святого? – воскликнул Чамберс.

– Меня отпустили, – ответила она. – Я возвращаюсь домой. Ты можешь туда подъехать? Можешь привезти с собой Робби?

Чамберс промолчал.

Мишель тоже молчала, краешком глаза следя за Эскью.

– Кто с тобой? – спросил Чамберс.

– Человек из посольства, – сказала Мишель. – Мне велели сегодня же уехать и увезти Робби с собой.

– Это невозможно.

– Почему? – удивилась Мишель. – Надеюсь, ему ничто не грозит?

– Нет, он в полном порядке, – ответил Чамберс. – Но я не могу привезти его в твой дом. Пока не могу. Это было бы небезопасно.

– Почему?

– Поверь мне на слово, хорошо? У нас такое происходит… не вешай трубку. – На секунду он умолк, потом заговорил вновь: – Мишель, я должен уйти. Я позвоню тебе домой при первой возможности.

– Том, подожди! – закричала Мишель. – Где Майк? – Но в трубке уже звучали короткие гудки.

Заметив, что Эскью наблюдает за ней, Мишель сложила аппарат и негромко произнесла:

– Он позвонит мне домой. – Потом, посмотрев Эскью в глаза, добавила: – Я не уеду без сына, и нет никаких гарантий, что смогу забрать его сегодня.

– Вы ставите меня в очень трудное положение, – раздраженно отозвался Эскью.

– Я понимаю, и мне очень жаль, но я клянусь не покидать дом до тех пор, пока мы с сыном не будем готовы к отъезду. Может быть, вы все-таки дадите мне небольшую отсрочку?

Эскью выпятил подбородок.

– Не я ставил вам это условие, – напомнил он.

– Но неужели вы отправите меня без сына?

Эскью мельком посмотрел на нее и вновь отвернулся, глядя на мчащиеся мимо дома. Он заговорил, лишь когда автомобиль замедлил ход, проезжая мимо поста охраны на виллу, в которой жила Мишель:

– Дайте слово, что не покинете дом.

– Клянусь! – заверила его Мишель.

Эскью посмотрел на нее в упор, и Мишель поняла, что он ей не верит. Он оглянулся и, увидев, что вторая машина тоже въехала в ворота, сказал:

– Мы назначили человека, который должен проследить, чтобы вы уехали вовремя. Это сделано ради вашей собственной безопасности. Теперь я дам ему инструкции наблюдать за вами до завтрашнего полудня. К этому времени вы обязаны приготовиться к отъезду. Вы поняли?

Мишель энергично кивнула и, подавив желание пожать Эскью руку, торопливо выбралась из машины, пока он не передумал. Оказавшись в спальне, она сорвала с себя зловонную одежду, которую носила последние пять суток, и долго стояла под душем, под упругими струями горячей воды, распутывая свалявшиеся волосы. Она надеялась, что Майк будет ждать ее здесь, но на вилле его не оказалось, и Эскью не обмолвился о нем ни словом. Наверное, следовало спросить, но Мишель не знала планов Майка и Тома и не хотела спутать им карты. С другой стороны, чем она может помешать, если станет искать Майка? Он посетил ее в тюрьме, и Пастиллиано наверняка уже знает о нем.

К тому времени, когда Мишель закончила мыться, желание увидеть Майка стало таким неодолимым и отчаянным, что у нее участилось сердцебиение. Она хотела узнать, что с Каваном, но боялась спрашивать. Все случившееся целиком на ее совести, и если Каван погибнет, она не сможет жить с таким тяжелым чувством вины.

Мишель не знала, где Майк и Каван, и страх, что она никогда их не увидит, парализовал ее мысли. В глубине души она понимала, что чересчур сгущает краски, что Майк в эту минуту разыскивает Кавана, а Том позаботился о безопасности Робби, однако угрызения совести пересиливали любые доводы рассудка. Она думала о Каване, представляя, что с ним делают. Он так молод, он не заслужил тех несчастий, что обрушились на него по ее вине. И дело было не только в том, что его похитили. Разве Каван меньше страдал от лжи и иллюзий оттого, что не знал, кого она любит на самом деле – его или Майка? Их сходство мучило Мишель. Они одинаково улыбались, одинаково сердились, даже любили очень похоже. Каван был плотью и кровью Майка, его отражением, братом, которого Майк любил больше жизни. Мишель тоже любила его и продолжала любить Майка, сама не зная, где кончается одно чувство и начинается другое.

Но теперь она знала точно. В тот самый миг, когда она утром увидела Майка, у нее не осталось сомнений – только невыносимый страх, что уже слишком поздно.

Несколько минут назад автомобиль остановился, а до того, по расчетам Майка, они ехали около часа. Он чувствовал, что машина забралась довольно высоко, а по мерцанию солнца и отсутствию шума транспорта догадывался, что дорога пролегала по обширному густому лесу, покрывавшему окрестные холмы Рио. Не было ни малейшей возможности понять, где они находились сейчас, хотя Майку казалось, будто он слышал звук механизма, поднимавшего какую-то дверь. Потом автомобиль развернулся на площадке, покрытой щебнем, чуть подал назад, и теперь сквозь повязку не проникало ни лучика света.

Звук шагов вернул Майка к реальности. Все его чувства были обострены, в крови бурлил адреналин, сердце сжималось от страха. Послышалось жужжание стеклоподъемника, двое мужчин сердито обменялись короткими репликами на португальском, и наконец донесся звук, напоминавший звон металлической цепи.

– Руки за спину! – скомандовал спутник Майка.

Майк вновь подчинился приказу, и его тут же толкнули вперед, повалив на колени, и защелкнули на запястьях наручники.

– Ну а теперь смотрите, – сказал мужчина, снимая с него повязку.

Поднявшись с пола, Майк снова опустился на сиденье. Его глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету. Обретя наконец способность видеть, он разглядел сквозь стеклянную перегородку маленькую, залитую солнцем поляну, окруженную густой растительностью. Машина стояла между голых грязно-коричневых стен.

– Кругом! – рявкнул мужчина.

Майк медленно обернулся и посмотрел в заднее стекло. В нескольких футах от автомобиля стояли трое мужчин, полускрытые тенью. Внезапно голову того из них, что стоял в середине, дернули назад, и в лучах солнца показалось жестоко избитое лицо Кавана. Майк рывком повернулся, собираясь выскочить из машины, но бывший спутник ткнул его пистолетом.

– Видите, он жив, – сказал мужчина. – Посмотрите еще раз.

Майк вновь повернулся. Из тени выступила еще одна фигура, и у Майка потемнело в глазах. Голову словно стиснул стальной обруч, а сердце бешено колотилось, грозя выскочить из груди. Потрясение было таким сильным, что тело отказывалось служить ему. Он никогда не видел своего сына, но ничуть не сомневался, кто тот мальчик, которого вынесли на свет. Внезапно с яростным воплем Майк набросился на мужчину в салоне машины, послал его в нокаут ударом головы в переносицу и почти успел завладеть оружием. Однако дверца машины тут же распахнулась, и он замер на месте, почувствовав, как к виску с силой прижалось дуло пистолета.