Чэнгун и Таффари внимательно слушали ее отчет.

— Куда вы направитесь после этого? — спросил Чэнгун.

— Закончив здесь, мы переберемся в район леса. В место, которое называется Сенги-Сенги. Я правильно произнесла, ваше превосходительство?

Она взглянула на Таффари.

— Абсолютно правильно, моя дорогая мисс Мейхон, — заверил Таффари. — Сенги-Сенги для корпорации — пилотная схема разработки лесных богатств.

Чэнгун кивнул.

— При первой же возможности съезжу туда.

— Почему бы вам не отправиться с нами в Сенги-Сенги и не посмотреть, как мы будем снимать? — предложила Бонни. — С вашим участием программа приобретет большую значимость, мистер Нинь. — Она замолчала, словно ей в голову пришла новая мысль, потом с озорной улыбкой повернулась к президенту Таффари. — Было бы просто замечательно, если бы в программе участвовали и вы, господин президент. Мы смогли бы взять у вас интервью на фоне Сенги-Сенги. Вы смогли бы рассказать о своих надеждах и мечтах, о своей стране. Только представьте, ваше превосходительство.

Ифрим Таффари улыбнулся и покачал головой.

— Я занятой человек. Едва ли смогу выделить на это время.

Но Бонни видела, что искушение велико. Он был в достаточной мере политиком, чтобы понять важность благоприятного впечатления, какое его выступление произвело бы в мире.

— Это было бы очень полезно, — уговаривала Бонни. — И для Убомо, и для вашего имиджа. Люди в большом мире слышали о вас немного. Если бы они вас увидели, это в корне изменило бы их представления. Уверяю вас, с профессиональной точки зрения вы будете выглядеть на экране прекрасно. Вы высоки, красивы, у вас выразительный голос. Клянусь, я сделаю вас кинозвездой!

Ему понравилась эта мысль. Он любил лесть.

— Что ж, возможно…

Оба понимали, что он хочет, чтобы его еще немного поуговаривали. — Вы можете прилететь в Сенги-Сенги на вертолете, — заметила Бонни. — Съемка займет не больше половины дня. — Она помолчала, соблазнительно надула губы и взяла его за руку. — Конечно, если вы не решите остаться на день-два. Я была бы рада.

Дэниэл и Бонни, как всегда, в сопровождении капитана Каджо, выехали из Кахали. Хотя проехать нужно было чуть больше двухсот миль, у них это заняло два дня, и большую часть времени они провели не в пути, а снимая меняющуюся местность и сельские племена на традиционных маньяттах, расположенных вдоль маршрута.

Капитан Каджо облегчал продвижение и договаривался со старейшинами племен. За несколько шиллингов Убомо они получали возможность снимать в любых деревнях хита.

Они снимали девушек у водоемов; девушки в одних только набедренных повязках купались и заплетали друг другу волосы. Незамужние добавляли в прически смесь коровьего навоза и красной глины, создавая на головах сложные скульптуры; эти прически на несколько дюймов увеличивали их и без того внушительный рост.

Снимали замужних женщин в красных тогах, длинными вереницами возвращающихся с источников и грациозно покачивающихся под тяжестью кувшинов с водой.

Снимали на фоне акаций с плоскими кронами и золотого простора саванн стада пятнистых, пестрых коров с широкими рогами и горбатыми спинами.

Снимали мальчишек-пастухов, пускающих кровь большому черному быку; они затягивали на шее у быка ременную петлю, чтобы вены выступили под кожей, протыкали кожу острием стрелы и собирали кровь в тыкву, похожую на бутылку. Когда тыква заполнялась наполовину, отверстие на шее черного быка залепляли глиной, а в тыкву добавляли молока прямо из вымени. Затем добавляли немного коровьей мочи, чтобы смесь свернулась и превратилась в подобие мягкого творога.

— Низкое содержание холестерола, — заметил Дэниэл, когда Бонни выразительно дала понять, что ее вот-вот вырвет. — Ты только посмотри, какие фигуры у этих хита.

— Я смотрю, — заверила Бонни. — Ого-го как смотрю…

Мужчины были одеты только в красные одеяла, переброшенные через плечо и перехваченные поясом на талии. Полы одеяла свободно распахивались на ветру, особенно когда Бонни оказывалась поблизости. Ей позволяли снимать все, чем они располагали, с мужским высокомерием глядя в объектив; вытянутые мочки ушей украшали серьги из кости, простой и слоновой.

По главной дороге навстречу «лендроверу» все время попадались идущие в противоположную сторону грузовики и груженные лесом тягачи. Эти гигантские машины своим весом, даже распределенным по десятку осей и множеству массивных шин, проминали в дороге глубокие ямы и поднимали облака красной пыли, которые на милю в обе стороны от дороги покрывали деревья толстым слоем темно-красного мельчайшего порошка. Бонни восхищалась тем, как солнце просвечивает сквозь эти облака и как огромные грузовики в этом тумане кажутся доисторическими чудовищами.

На второй день пути они достигли реки, переправились через нее на пароме и оказались на краю большого леса, и даже Бонни поразили высота и толщина его деревьев.

— Они как колонны, на которых держится небо, — выдохнула она, направляя на них камеру.

Когда они оставили за собой сухие саванны и вступили во влажный, буйный лесной мир, качество воздуха и освещения изменилось.

Вначале они двигались по главной дороге с широкими, в милю, открытыми полосами по сторонам. Через пятьдесят миль свернули на одну из новых дорог, только что прорубленную в девственном лесу.

Чем дольше они углублялись в лес, тем ближе к дороге подступали стволы; наконец высоко над головой ветви встретились и люди оказались в туннеле, освещенном пятнами зеленоватого света.

Даже рев едущих мимо грузовиков казался здесь приглушенным, как будто деревья отгораживали и поглощали этот чуждый оскорбительный звук. Поверхность дороги была выложена бревнами, плотно пригнанными и посыпанными сверху гравием, чтобы большие колеса машин не пробуксовывали.

— Грузовики, освободившись от руды, на обратном пути везут гравий из каменоломен на берегу озера, — объяснил капитан Каджо. — Здесь каждый день идет дождь. Если не подсыпать гравий, дорога быстро превратится в бездонное грязное болото.

Через каждую милю на дороге работали отряды в сто и больше мужчин и женщин: посыпали ее гравием и укладывали новые бревна.

— Кто они? — спросил Дэниэл.

— Осужденные, — отмахнулся Каджо. — Вместо того чтобы держать их взаперти и тратить деньги на их содержание, мы позволяем им отработать долг перед обществом.

— Очень много осужденных для такой маленькой страны, — заметил Дэниэл. — Должно быть, у вас в Убомо высокий уровень преступности. — Все ухали — мошенники, воры и смутьяны, — объяснил Каджо и вздрогнул, посмотрев за ряды работающих на непроницаемый лес.

Шестифутовый Каджо стоял перед Дэниэлом, загораживая его. Но вот он отодвинулся, и Дэниэл с управляющим посмотрели друг на друга.

— Мистер Четти Синг, — негромко сказал Дэниэл, — не думал, что увижу вас снова. Очень, очень рад.