в подаче пяти миллионов голосов за Генеральные Штаты, а несколько лет спустя эти 5 миллионов свелись к 700 тысячам, так что при вторжении герцога Брауншвейгского ему можно было противопоставить только 40 тысяч волонтеров. Но в это время власть начала уже переходить в руки сумасшедших и преступников. Вот почему Французская революция отличалась жестокостями и почему она оказалась непрочной.

В таких случаях трудно сказать с первого взгляда, идет ли речь о революции или о простом бунте, а при анализе отдельных характеров не всегда можно отличить революционера от бунтовщика, являющегося преступным, тем более что характеры эти в большинстве случаев оказываются средними, ничем не выдающимися. Только один успех сегодня делает революционером того, кого вчера следовало считать за бунтовщика, а мы не можем принимать в расчет успех при обсуждении антропологических характеров с общей точки зрения.

Помимо этого, самая законная революция не может обойтись без некоторых насилий, хотя и представляющих собой проклеванные скорлупы, но все же очень чувствительных для этой последней. Вот о них-то и нельзя определенно высказаться с первого взгляда. Эта задача может быть решена лишь гораздо позднее, когда насилие будет оправдано всеобщим сочувствием, успехом дела и вполне выяснившимися добрыми намерениями, а для этого нужно время, и много времени.

Французская революция и Сицилийские Вечерни{…и Сицилийские Вечерни… – Метафорическое наименование народного восстания против Карла I Анжуйского в 1282 году. Поводом к восстанию послужили оскорбления сицилийских женщин французскими солдатами. Война с французами («Война Сицилийских Вечерен»), продолжавшаяся в Южной Италии и на море, закончилась в 1302 году полным отпадением острова от Южной Италии; на Сицилии утвердилась Арагонская королевская династия.}, например, хотя и были вызваны вполне справедливыми причинами и совершились при участии высших классов народа, но запятнали себя такими неслыханными преступлениями, что этой своей стороной принадлежат к числу наивозмутительнейших бунтов, тем более что и результаты их далеко не соответствовали ожиданиям, не оправдали средств. В самом деле, Сицилия выиграла только то, что заменила анжуйское владычество испанским, а экономические реформы, достигнутые Французской революцией, были сравнительно ничтожны; да их можно было бы добиться, просто продолжая легальное движение, начатое энциклопедистами[81].

По этому поводу Ренан сказал во Французской Академии:

«На революцию надо смотреть как на приступ священной болезни, по выражению древних. Лихорадочное состояние может быть благотворным, если оно служит признаком внутренней работы, но не надо, чтобы оно было продолжительно, чтобы оно повторялось. Революция осуждена бесповоротно, если через сто лет после нее приходится начинать сначала, вновь искать пути и бороться с заговорами да анархией».

Как бы то ни было, после всего нами сказанного разница между краткой борьбой, сопровождающей революцию, задолго подготовленную и отвечающую потребностям времени, – с одной стороны, и грубой, насильственной оппозицией общим законам мизонеизма – с другой, становится вполне ясной. А так как эти законы особенно сильно действуют во всем, что касается религии, политики и общественного порядка, то грубое их нарушение в этих пунктах является политическим преступлением, каковым следует называть «всякое насильственное покушение, направленное против политического, религиозного и социального мизонеизма большинства народа, против основанного на нем общественного строя и против лиц, служащих официальными представителями последнего».

Метод. При нашей манере исследования можно избежать всякой путаницы в этом отношении. Так как гениальность представляет собой наивысший пункт, которого достигла эволюция в данное время, то изучение ее натуры и причин дает нам точное понятие об истинном характере и истинных причинах тех великих стадий эволюции, которые называются революциями в отличие от бунтов. Для того чтобы дополнить изложение, мы обратим особенное внимание на личности наших политических мучеников и на французские выборы 1877, 1881 и 1885 годов, которые дадут нам в цифрах картину стремлений и вполне законных действий революции, лишенной всякого преступного характера.

Что касается бунтов и политических убийств, то по отношению к ним наша задача будет легка, потому что мы будем опираться только на факты, совершившиеся на наших глазах, в наше время, причем для решения вопроса, который никогда не был изучен с помощью чисто позитивного метода, мы дадим материалы вполне точные – цифры.

Глава 2. Влияние климата и атмосферных явлений на революции

Исследуя влияние, производимое такими могучими факторами, как климат, пища и почва, на эволюцию рода человеческого, мы прежде всего увидим, что в странах очень жарких, то есть тропических, и полярных революций и бунтов почти не бывает. Этот факт легко объясняется с физиологической точки зрения и согласуется с данными, добытыми нравственной патологией.

1) Влияние жары на гениальность и революции. Южные департаменты Франции, за исключением тех, которые лежат около Пиренеев, где распространен зоб и живет иберийская раса, дают большое количество либералов и гениальных людей.

Правда, я еще в своем сочинении «Гениальный человек» цифрами доказал, что гении родятся преимущественно в теплое и жаркое время года, так как на весну падает maximum — 539, на лето и осень – 485, а на зиму – 368. Я доказал там же, что наибольшее количество гениальных людей появляется в странах холмистых, с теплым климатом и вблизи от моря. Великие музыканты тоже особенно многочисленны в жарких странах: из 118 музыкантов 44 родились в Италии, а из них 27 – в Неаполе и Сицилии. Из Неаполя же выходят знаменитые живописцы и скульпторы.

Между тем наибольшее количество либералов на политических выборах в 1877–1881—1885 годах было дано холмистыми и сравнительно холодными местностями. А если еще принять во внимание эволюцию протестантизма и развитие промышленности, то окажется, что наиболее жаркие страны Европы, дающие наибольшее количество бунтов (Греция, Испания, Италия, даже Франция), и в этом отношении далеко уступают странам северным и холодным (Англия, Германия, Голландия), в которых эволюция идет гигантскими шагами. Равным образом и в Америке Северные Штаты далеко ушли вперед от Южных, а те и другие вместе – от южноамериканских республик по пути прогресса.

2) Чрезмерный жар. Бокль замечает, что в странах очень жарких, где благодаря обилию пищи распределение богатств, а стало быть, и общественной власти очень неравномерно, народ постоянно остается в угнетенном положении. В его летописях не встречается ни борьбы классов, ни восстаний, ни крупных заговоров, и если бывали какие-нибудь перемены, то страна в них участия не принимала.

Вообще, если у жителей жарких стран нет недостатка в инициативе, то у них не хватает выдержки, настойчивости. Когда человек ест плохо, а переваривает еще хуже, то он поневоле бывает расположен к инерции, к вошедшему в пословицу far niente (сладостному безделью), к йоге индусов, к фиваидскому аскетизму{Когда человек ест плохо, а