Осторожно ступая, беглецы обогнули опасное место, поднялись еще выше в горы и устроили короткое совещание.

Похоже, казаки перекрыли все возможные пути к перевалу.

Да их и было всего-то два, более-менее безопасных, и вернее всего, засады стояли на обоих. Был еще один, третий, о нем мало кто знал. Та самая тропа через мрачное ущелье, прозванное Чертовым, о которой Васене рассказывала Прасковья Тихоновна. Сама девушка ни разу не пользовалась ею, но название «Слезы хунхуза» говорило о том, что она не предназначена для безмятежных прогулок. Еще неизвестно, хватит ли им сил преодолеть путь, проходящий, по словам казачки, по отвесным скалам, через снежные мосты и ледники.

На всякий случай мужчины решили обследовать ближайшие окрестности и обнаружили, как и ожидали, второй пост, перекрывающий самые удобные подступы к перевалу. Так что выбора у них не оставалось. Притаившись в камнях, они наблюдали за поведением казаков. С приближением ночи они стали проявлять явное беспокойство, вероятно, почуяли неладное. Потом трос казаков, хоронясь в камнях, отправились к входу в распадок, долго не возвращались, и лишь когда ночь окончательно заполонила тайгу, беглецы услышали возбужденные крики: преследователи обнаружили брошенных лошадей и поняли, что их вновь оставили с носом.

Но вопреки ожиданию засаду казаки к утру не сняли, видно, полагали, что беглецы все равно выйдут на них. И тем самым не оставили им ни единого шанса на быстрое и благополучное преодоление перевала.

Ночь выдалась на редкость холодной. Уложив женщин в середину, чтобы было теплее, Митя и Антон устроились но краям, но за всю ночь так и не сомкнули глаз. Встали еще до свету, выбрались из своего не слишком уютного убежища и присели на камни, покрытые тончайшим кружевом инея.

Разговор не клеился, и они в конце концов замолчали, отдавшись собственным, не слишком веселым мыслям.

Тем временем погасли звезды на восточной стороне небосклона. Месяц передвинулся к югу и повернулся так, словно хотел подцепить острым рожком, как рыбу на крючок, самую высокую из вершин и приподнять ее над бескрайним океаном навечно застывших каменных волн. Потом он стал быстро тускнеть на постепенно светлеющем небе. Горы, закутанные почти но самые вершины в овчинные шубы тумана, быстро от них избавились и сдвинулись ближе, явив свету складки и выступы, серебристые ленты горных потоков и серые — осыпей, походившие на содранные лоскуты кожи на теле огромных неповоротливых животных.

Небо порозовело, и, но мере того как оно наливалось светом, тайга ожила, зазеленела, с гор исчезли мрачные тени, и весь мир вокруг сделался веселее, просторнее и чище. А когда огненно-оранжевое светило перекатилось через седловину перевала и перебросило через Чертово ущелье спои нестерпимо яркие лучи, Митя и Антон единодушно решили использовать последнюю возможность: попытаться пройти печально знаменитым маршрутом, политым слезами, потом и кровью не одного поколения разбойников и контрабандистов.

Они знали, что тропа — неширокий карниз на склоне похожей на утюг горы. Но, чтобы достичь самой горы, им пришлось долго пробираться среди камней, потом спускаться по почти отвесной стене ущелья. К счастью, Васена прихватила с собой две длинные пеньковые веревки, которые мужчины несли, обмотав вокруг пояса. Без них они не смогли бы осилить несколько почти вертикально обрывающихся в пропасть участков, успешно преодолеть заваленное скальными обломками дно ущелья, а потом подняться но противоположной, не менее отвесной стене к подножию заветной вершины.

По карте, данной им Прасковьей Тихоновной, выходило, что тропа «Слезы хунхуза» начинается сразу от небольшой речки, падающей вниз с высокого утеса с юго-восточной стороны горы, но Митя и Антон обшарили каждую ложбинку, каждый выступ, вымокли до нитки, но не обнаружили даже следов тайной разбойничьей дороги. Вероятно, ее погребла под собой одна из многочисленных каменных осыпей, притаившихся на склонах горы. Лежат эти злыдни до поры до времени тихо, спокойно, точно поджидают, когда ступит на них человек или животное. И стоит этому случиться, тотчас оживут, закряхтят, задвигаются и поползут вниз, сметая все на своем пути.

Наконец мужчины сдались, прекратили поиски и вернулись к Маше и Васене, которые развели неподалеку от водопада небольшой костер и вскипятили чай.

Здесь, на краю ущелья, было холодно, уныло и совершенно безжизненно. Ни пятнышка зелени, ни птичьего щебета, ни раздраженных криков кедровки; только белизна снега, чернота скал и жесткая металлическая голубизна неба — чужого и враждебного, как и весь этот дикий, мрачный пейзаж.

Во время скудного обеда никто не проронил ни слова.

Женщины понимали, что их спутники огорчены неудачными поисками, и не приставали к ним с расспросами.

После обеда Митя и Антон расположились в стороне от их лагеря на освещенных солнцем камнях, пытаясь одновременно высушить одежду и постараться найти выход из этой, похоже, безвыходной ситуации.

Маша исподтишка наблюдала за Митей. Она не слышала, о чем они переговаривались с Антоном, но, судя по выражению его лица, холодному и отрешенному, она поняла, что он принял какое-то решение, не слишком приятное, если не сказать хуже…

И через несколько минут она убедилась, что ее подозрения не лишены основания. Старательно пряча глаза, Митя сообщил своим спутникам, что намерен сдаться казакам, и постарается при этом отвлечь внимание на себя, чтобы женщины и Антон успели проскользнуть мимо засады на тропу, ведущую к перевалу…

— Пожалуйста, поймите меня правильно! — Он наконец поднял голову и обвел взглядом своих товарищей. — Надо признать, что мы с вами угодили в западню, и из нее нет выхода. И так как я — самая желанная для Мордвинова добыча, значит, я и должен попасть ему в руки. — Митины глаза встретились с Машиными — широко открытыми, полными отчаяния. Щека его нервно дернулась, и он почти сердито сказал:

— Я не могу допустить, чтобы вы страдали или, того хуже, погибли из-за меня. Простите! — Он резко отвернулся и произнес внезапно охрипшим голосом:

— Прошу только, не уговаривайте меня. Я все решил окончательно. — Вновь повернулся к ним, обвел глазами все еще не пришедших в себя от потрясения Антона и Басону, остановился мрачным взглядом на Маше и тихо добавил:

— Прощаться тоже не будем.

Долгие проводы — лишние слезы! Сейчас я уйду, а вы постарайтесь незаметно…

— Барин! Дмитрий Владимирович! — Антон вскочил на ноги и показал рукой куда-то вверх. — Смотрите! Смотрите!

Под ноги им посыпалась мелкая щебенка, сухой козий помет, и все четверо замерли в изумлении: прямо над их головами спокойно и гордо шествовали две оленухи с совсем еще маленькими, очевидно, недавно родившимися телятами.

Животные словно парили в воздухе, и, только присмотревшись, удалось заметить, что они передвигаются по узкой скальной полке, размером в пару аршин, не более, которая казалась снизу не шире атласной ленты в девичьей косе.

— Тропа! — выдохнули они одновременно. — Тропа! — закричали радостно, вскочили с мест, все еще не веря своему счастью, которое не подвело их и на этот раз, расщедрившись в последний момент на воистину королевский подарок.