Клифф взглянул на Дугласа и отвел глаза.

— Нет, не мне. Не думаю, что мне.

— Но вы это слышали?

— Да, слышал.

— А почему не ответили?

— Я думал, он не ко мне обращается. Я уже был довольно далеко.

— Вы что-нибудь слышали, когда шли по дороге?

— Я не обратил внимания.

— Но там же кто-то был, — категорично заявил Дуглас, глядя на Маркинса.

— Я ничего не слышал, — упрямо повторил Клифф.

Его отец насупил брови:

— Похоже, вы хотите быть уверенным на все сто. Слушай, ты можешь поклясться, что никого не слышал на дороге? Поставим вопрос так: поклясться можешь?

— Из вас бы вышел неплохой адвокат, мистер Джонс, — улыбнулся Аллейн.

— Насчет этого не знаю, но Клиффу он точно бы пригодился, чтобы не говорил лишнего. Кончай, сынок, больше ни слова.

— Но, папа, я же ничего не сделал.

— Не важно. Молчи, и все. А то ненароком оговоришь себя.

— В любом случае у меня только один вопрос к Клиффу, — настаивал Аллейн. — Придя домой, вы больше никуда не выходили?

— Нет. Я сидел в кухне с отцом и мистером Маркинсом. И я был там же, когда мистер Маркинс вернулся и сказал, что произошел несчастный случай.

— Хорошо.

Аллейн отошел от камина и сел на валик дивана. Его слушатели зашевелились, словно овцы, следящие за овчаркой.

— Ну что же, коллективное собеседование закончено. Теперь мне хотелось бы поговорить с каждым из вас в отдельности. Грейс, давайте начнем с вас. Не возражаете?

— Всегда готов, — ответил Дуглас с таким видом, словно ему предложили возглавить военный трибунал.

— Тогда давайте перейдем в кабинет. А все остальные пусть подождут нас здесь. Мы не надолго.

В кабинете стоял пронизывающий холод. Дуглас зажег лампу и развел огонь в камине. Они сели на деревянную каминную решетку под портретом Флоренс Рубрик, глядящей куда-то в пространство.

— Я думаю, нам не стоит пока беспокоить Лосса. Как вы считаете? — начал беседу Аллейн.

— О Господи, конечно, нет.

— Я хотел с вами посоветоваться относительно наших дальнейших действий. Мне придется сообщить об этом случае в полицию.

— О Боже!

— Я обязан это сделать.

— Там такая безнадежная публика, сэр. Опять будут рыскать здесь со своими блокнотами! Но я вас понимаю. Это ведь не в вашей компетенции?

— Только в том смысле, что я был намечен жертвой, — сухо заметил Аллейн.

— Знаете, я тоже об этом думал. Просто позор, — заявил Дуглас, по-совиному округлив глаза.

Аллейн оставил без внимания эти этические рефлексии по поводу несостоявшегося убийства.

— Они могут обратиться к моей помощи или раскрутить все без меня, но решать в любом случае будут они.

— Естественно. Однако надеюсь, что они предоставят разбираться во всем вам. Мы все этого хотим.

— И преступник?

Дуглас потянул себя за ус.

— Ну, это вряд ли. Он-то уж точно не обрадуется, — добродушно рассмеялся он.

— Очевидно. И он может совершить еще одну попытку.

— Не волнуйтесь, сэр, — успокоил его Дуглас. — Мы за этим проследим.

Его самодовольный тон привел Аллейна в раздражение.

— Кто это мы?

— Я возьму это под свою личную ответственность…

— Мой дорогой, вы сами являетесь подозреваемым, — любезно сообщил Аллейн. — Разве я могу быть уверен, что вы не побежите за мной с дубинкой?

Дуглас побагровел.

— Надеюсь, вы шутите, мистер Аллейн, — начал он, но тот его перебил:

— Конечно же, не шучу.

— В таком случае нам не о чем больше говорить, — напыщенно произнес Дуглас.

— Очень даже есть о чем. Я буду весьма признателен, если вы мне докажете, что не шатались по этой проклятой дороге и не нападали на беднягу Лосса. В этом деле слишком много подозреваемых. Дом просто наводнен ими.

— Я уже отчитался о своих действиях, — буркнул Дуглас, который, казалось, балансировал между озабоченностью и недовольством. — Я же говорил, что вышел на лужайку, а потом поднялся наверх и постучался к Тери, чтобы пожелать ей доброй ночи.

— Это было совершенно излишним. Вы же уже распрощались внизу. Скорее всего вы обеспечивали себе алиби.

— Господи, но вы же сами меня видели, когда поднялись наверх!

— Минут на десять позднее.

— Но я был в пижаме! — вскричал Дуглас.

— Да, я видел. Но ваша пижама ничего не доказывает. Меня совершенно не интересует ваша пижама.

— Это уж слишком. Зачем мне нападать на Фабиана? Он отличный парень. Мы вместе работаем. Неужели вы всерьез? — все больше распалялся Дуглас. — Наоборот, это я всегда призывал его к осторожности. С какой стати мне на него набрасываться?

— Не на него. На меня.

— Черт! Ну, на вас. Вы же сыщик.

— И как сыщик я вижу, что вы кипятитесь, и мне это кажется не вполне искренним.

— Просто вы меня вывели из себя. А что у вас с лицом? — недовольно спросил Дуглас.

— Меня ударили. Подбородок онемел и, вероятно, посинел.

— Вас ударили? — изумился Дуглас.

— Да, но теперь, когда вы вызвались быть моим телохранителем, это уже не имеет значения.

— А кто вас ударил?

— Пока это секрет.

— Смеетесь надо мной? — завопил Дуглас, с беспокойством глядя на Аллейна. — Странная манера поведения. Извините, что не сдержался.

— Ничего страшного. Быть подозреваемым не слишком приятно.

— Надеюсь, вы не будете продолжать в том же духе, — с раздражением сказал Дуглас. — Это чертовски напрягает. Я-то надеялся, что мне позволят помочь. Хочется быть полезным.

— Мы продолжаем ходить кругами. Предоставьте мне убедительное алиби со свидетелями — и по делу об убийстве вашей тетки, и в связи с нападением на Лосса, — и я с восторгом прижму вас к своей сыщицкой груди.

— Боже мой, если бы я только мог! — с чувством произнес Дуглас.

— А пока, забыв о предубеждениях, не окажите ли вы мне три услуги?

— Конечно, — натянуто произнес Дуглас. — Все, что угодно.

— Во-первых, мне нужно, чтобы завтра в стригальне мне никто не мешал — с рассвета и до того времени, когда я извещу вас, что закончил. Ночью со свечкой мне там делать нечего.

— Хорошо, сэр. Будет сделано.

— Во-вторых, сообщите всем, что я собираюсь провести ночь в стригальне. Это позволит избежать ненужных эксцессов и даст мне возможность немного вздремнуть в своей комнате. На самом деле я смогу начать работу только на рассвете, но об этом никто не должен знать. Когда рассветет, надо проследить, чтобы в сарае, на дороге и на прилегающей территории никого не было, но проследить так, чтобы никто ничего не заметил. Пусть все думают, что я пойду в сарай сейчас, а вам запретил об этом говорить. Все должны считать, что я намеренно это скрываю.