Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 8
1
О том, что Хайме вернулся вместе с Диего, Инес узнала от служанки, имевшей глупость осведомиться, хорошо ли сеньора спала. Проглотившая под бдительным оком Бенеро какое-то зелье, разом покончившее с нерушимым решением дождаться брата или хотя бы известий о нем, Инес зевнула и пожаловалась на странный сон.
Обитательница Гуальдо не колебалась.
– Это всё звёзды, – уверенно объявила она, – когда они сыплются, в головах все мешается… В полнолунье, конечно, тоже бесятся, не без того, но куда там до исхода лета! Вот и сеньор с гостем со своим до утра проколобродили.
– С каким гостем? – чужим голосом спросила Инес.
– С тем, что ввечеру заявился, – охотно объяснила служанка, сгребая со стула испакощенное Коломбо платье, – седой на полголовы, но вроде не старый. Сеньор, тот сразу к сеньоре шмыгнул, а второй с голубем на башне дурачился, с белым… Красавчик, хоть сейчас в паштет! И где только сеньор такого сыскал? В Гуальдо отродясь птиц не держали, не куриное это место!
Зайти и сказать сестре, что жив и здоров, Хайме, разумеется, в голову не пришло, ну и пусть воркует со своей птичкой. Белый поганец наверняка злится за вчерашнее.
Прямо спросить у брата о Карлосе было не только страшно, но и отчего-то стыдно, к тому же пожилой сеньор, голубиные вопли и разбившееся зеркало могли оказаться сном, что нашептали звёздные дожди. Так, по крайней мере, утверждал разум, и герцогиня отправилась к Бенеро. Если она всю ночь проспала, врач ни о чём не спросит и ничего не скажет, а если нет?
Все повторилось. Короткий стук, распахнутая дверь, человек на пороге, разбросанные по столу бумаги…
– Доброе утро, сеньора. – Удивления на лице Бенеро не было, да и умеет ли он вообще удивляться?
– Дон Диего и Хайме вернулись, – вместо приветствия сообщила Инес, – Хайме был со своим голубем.
– Видимо, сеньор голубь разочаровался в сеньоре Хенилье и вернулся к дону Хайме, – предположил Бенеро, и Инес поняла, что всё случилось на самом деле.
– А Карлос? – зачем-то спросила она, хотя Бенеро видел не больше её. – То есть вторая статуя… Бронзовая.
В окно било утреннее солнце, а перед глазами стоял тёмный берег и две чудовищные фигуры… Живой Карлос никогда не был страшным, а может, дело в том, что она не видела его на войне. И войны она тоже не видела. И не хочет видеть!
– Правда имеет обыкновение прорастать сквозь ложь, сеньора. Рано или поздно. – Врач слегка выдвинул одно из кресел, и Инес послушно села, не зная, что и думать, не то что говорить. Бенеро спокойно уселся у стола и закрыл крышку чернильницы. – Здравый смысл подсказывает, что ваш супруг победил и теперь спокоен. Спросите у брата, он может сказать вам больше.
– Если он там был…
– Я видел дона Хайме рядом с доном Диего. Вы были слишком захвачены поединком, иначе бы заметили обоих.
– А сколько перьев в хвосте Коломбо, вы случайно не заметили? – от растерянности в детстве Инес грубила, потом это прошло, а сегодня почему-то вернулось.
– Папские голуби внешне не отличаются от обычных, – невозмутимо объяснил Бенеро, – о птицах можно прочесть у Марциала-младшего. Его труды одобрены Святейшим престолом и должны быть у сеньора Камосы.
– А вы трудов о голубиных хвостах не держите? – нужно встать, найти Хайме, и пусть братец, наконец, расскажет всё!
– Мой Марциал остался в Доньидо, но я обязательно обзаведусь другим. В Витте всё ещё можно найти любые книги.
– Мария хочет, чтобы вы остались. Здесь вам ничего не грозит, а Хайме сумеет вернуть ваши вещи, – ничтоже сумняшеся пообещала Инес. – Это самое малое, что он должен для вас сделать.
– Вы недооцениваете своего брата, сеньора. Он не даёт в долг и не берёт сам, а дарит и иногда принимает подарки. Постарайтесь это понять, а вашей подруге передайте мою признательность.
– Вы не останетесь?
– Нет, сеньора. Жить, знать и бездействовать – уподобляться одному не самому умному юноше, положившему жизнь на любовь к собственному отражению. В Витте я смогу лечить и учить, значит, я еду в Витте.
– Один? – глухо спросила Инес, чувствуя, что мир стремительно тускнеет.
– Насколько мне известно, я еду один, – вежливо ответил врач.
Сейчас она спросит «когда», и Бенеро ответит «завтра». Или через неделю, а может, даже через месяц, какое это имеет значение. Всё равно его не будет.
– Сеньор Бенеро…
– Да, сеньора?
– Я еду с вами, – внезапно произнесли губы, а ведь им было велено просто пожелать счастливого пути! – И я в отличие от Марииты обойдусь без церковного благословения.
– А вы умеете плести цепочки из собственных волос? – строго спросил Бенеро.
– Я умею подавать щипцы, – отрезала герцогиня, – это вас устроит?
– Вы ещё умеете ставить всё дыбом, – поправил Бенеро и некстати добавил: – Закон приговаривает к смерти суадита или синаита за связь с христианкой и, кажется, всех, кто способствовал этой связи…
– В самом деле? – удивилась Инес. – А разве вас ещё не приговорили?
– Нет, сеньора, – спокойствие врача оставалось непоколебимым, – когда вы сочли уместным меня похитить, я был всего лишь обвиняемым.
– Значит, суда не будет, – сделала вывод герцогиня, – или в Миттельрайхе действуют те же законы?
– Насколько мне известно, для этого в Миттельрайхе нет достаточного количества суадитов.
– Вот и хорошо, – Инес перестала улыбаться, – сеньор Бенеро, если вам мешает отказаться вежливость, забудьте о ней. В конце концов, я могу вернуться… куда-нибудь.
– Нет, сеньора, – улыбнулся одними глазами врач, – не можете. Причём по двум причинам. Во-первых, возвращаются «куда-нибудь» только те, кому некуда идти, а во-вторых… Сеньора, спросите голубя вашего брата, и он разоблачит мои замыслы. Суадиты намеренно подослали меня к добродетельной герцогине, удостоенной особого внимания святого Фарагуандо. Я должен вас соблазнить, тем самым поправ и осквернив чувства сеньора Коломбо, так что я вас не отпущу.
2
– Господи, – прошептала Инес, чувствуя, как у неё отрастают крылья, – во что сеньор… паштет превратил вчера моё единственное герцогское платье!
– Что поделать, – посочувствовал с порога отыскавшийся в самый неподходящий момент братец, – по мнению Коломбо, этот мир погряз, а он привык доказывать свои убеждения словом и делом. Сеньор Бенеро, насколько я понял упомянутую птицу, его появление у озера – дело ваших рук?
– Бросила его я, – не стала скрывать Инес, – дон Диего, я