Команда Суздальцев в диком возбуждении передавала снаряды через люки, заряжала орудия и расстреливала врага почти в упор. Стрелы влетали через бойницы, часто находя свою цель, но когда кто-то падал, другой тут же вставал на его место, и стрельба возобновлялась.

— Навести орудия на стены! — скомандовал О’Дональд. — Сметите оттуда этих проклятых стрелков!

Подойдя к одному из орудий, О’Дональд сам поднял дуло вверх и прицелился. Затем он удовлетворенно отступил назад, схватился за вытяжной шнур и резко дернул. Затвор щелкнул, орудие загрохотало, выплевывая вихрь цепей и гвоздей. Стена мгновенно расчистилась на полдюжины шагов в обе стороны.

Поезд медленно продвигался вперед, латая брешь в обороне. Наконец, когда они уже почти достигли бруствера у восточных ворот, тугары не выдержали и стали отступать перед огнедышащим драконом. Воспрянув духом, ополченцы бросились вперед, не обращая внимания на потери. Из сторожевого бастиона у ворот вышел новый полк с мушкетами, который стал пробираться к стене, чтобы укрепить оборону. Через несколько минут их огонь начал сметать ряды атакующих обратно в ров.

Потное лицо О’Дональда почернело от дыма, он выполз из бронированного вагона и устремился к Мэлади, который смотрел на него широко ухмыляясь.

— Не самый удачный из моих рейсов, но очень близко к тому! — громко крикнул Мэлади, почти оглохший от грохота взрывов.

— Побудь здесь! — крикнул О’Дональд и, спрыгнув с поезда, побежал ко входу в бастион. Минуту спустя он выскочил обратно, указывая на юг. — Там еще один прорыв, у дороги на Форт-Линкольн! Поехали!

Когда поезд отъехал, О’Дональд оглянулся на резню, происходившую там, где они только что были. На протяжении ста ярдов едва можно было найти место, где бы была видна земля. Здания между железнодорожной насыпью и стеной полыхали в огне, отбрасывая мрачные блики на сражавшихся.

Убитых и раненых было так много, что О’Дональд не сразу заметил распластанное тело крестьянина и рядом с ним знамя с изображением мыши.

— Продолжать наступление! — кричал Тула, его голос почти срывался. — Мы не можем остановиться сейчас, не можем, вы меня слышите?

Его помощники уставились на него, в глазах некоторых был страх.

Тула оглянулся на Музту, который безразлично сидел верхом на коне.

— Вопрос в том, кто первым сломается, мой карт. Они не могут долго продолжать такой обстрел.

Музта даже не удосужился бросить на своего главнокомандующего хотя бы мимолетный взгляд. Солнце перемещалось на запад, а наружные укрепления скота все еще держались. Полдюжины раз они прорывались внутрь, но их опять отбрасывали назад то мощные удары дракона, то громоизвергающее оружие, то строй вооруженных людей из-за стен.

«Это должно когда-нибудь кончиться!» — думал Музта.

— Приготовь олькту, — сказал Музта, глядя на Тулу, — и отправь ее туда! — Говоря это, он заметил столб дыма над северо-восточным бастионом. — Как можно больше катапульт на эту позицию! Мы войдем в город ближе к вечеру, перед заходом солнца.

Тула кивнул в знак согласия и отдал приказ вестовым, которые тут же ринулись выполнять его.

«Сейчас они получат наш сюрприз», — мрачно подумал Музта. Хотя ему претила мысль, что его люди запачкают руки оружием скота, поскольку это снижало их воинские заслуги, но с этим ничего нельзя было поделать.

— Несите его сюда! — крикнула Кэтлин. Она была в ужасе.

Ее помощница вылила на стол ведро воды и положила на него раненого.

Калинка с трудом открыл глаза и посмотрел на Кэтлин.

— Мышь забыла пригнуться к земле. Я должен поговорить с О’Дональдом о выборе цели для пушек, — вымолвил крестьянин, пытаясь улыбнуться.

— О, Калин, Калин, — прошептала она, едва сдерживая слезы.

Долгие месяцы она училась у Эмила, готовилась к этому дню. Почему его здесь нет? Раны и порезы она умела лечить, но это?!. Она помогала Эмилу с первого дня битвы, но сейчас ей впервые приходилось делать это самой.

Помощница Кэтлин, суздальская девушка, осторожно разрезала рубаху Калинки. Он изо всех сил пытался удержать стоны, когда от раны отрывали присохшую одежду. Девушка умело стирала кровь с покалеченной руки.

Кэтлин вымыла руки в лимонной настойке. Который это раненый за сегодняшний день? Пятидесятый? Сотый?

Страшный грохот разнесся по комнате, раненый привстал и со страхом огляделся. Через дверь ей было видно, как снаружи рухнуло загоревшееся соседнее здание.

«Не думай об этом, — говорила она себе, — не бойся!»

Она показала жестом на кипящий котел. Помощница вытащила из огня щипцы и, достав ими инструменты из кипятка, положила их на чистую простыню.

Волнуясь, она подошла к Калинке.

— Будет больно, — прошептала она успокаивающе. Калинка поморщился и закрыл глаза. Она знала, что придется сделать, но все-таки, надеясь на невозможное, еще раз ощупала рану. Калинка выгнулся на столе и закричал, когда пальцы Кэтлин проникли в рану. Внутри она нащупала лишь острые осколки кости. Она осторожно убрала руку.

— Ты знаешь, что мне придется сделать? — шепотом спросила Кэтлин.

Широко раскрыв глаза, крестьянин только кивнул.

— У нас еще есть кое-что, чтобы усыпить тебя, пока я буду работать, — сказала Кэтлин и подала помощнице знак.

— У вас на всех этого хватает?

— Конечно, — солгала она.

— Думаю, что на этот раз я воспользуюсь преимуществом своего звания, пусть будет особое лечение, — прошептал крестьянин.

— Сейчас ты уснешь, — сказала Кэтлин охрипшим голосом.

Помощница подошла к Калинке с бумажным конусом и установила его на лице раненого.

— Теперь мы с полковником сможем покупать одну пару перчаток на двоих, — прошептал Калинка, пытаясь засмеяться и уплывая в благословенное забытье.

— Боже, дай мне спасти этого человека, — взмолилась Кэтлин, впервые за многие годы перекрестившись, и начала работать.

Эндрю устало облокотился на парапет, стараясь влить в себя чашку обжигающего чая, которую ему принес молодой помощник. Внешнее кольцо города, казалось, было целиком охвачено пламенем, тут и там появлялись вспышки разрывов, небо закрывала плотная пелена дыма. Огонь уничтожал последние остатки нового города.

— Мы можем их остановить? — тревожно спросил Касмар, глядя на это безумие.

— По крайней мере мы заставим их заплатить за их обед, — угрюмо пробурчал Эндрю.

Митчелл, чье лицо, несмотря на холод, блестело от пота, оторвал полоску бумаги и передал ее Эндрю.

Тот повернулся и посмотрел наверх, на воздушный шар, висящий в нескольких сотнях футов над ним. Взяв бинокль, он всматривался сквозь дым в то, что происходило в указанном Петраччи направлении.