Я нашел бы Йевелин быстрее, если бы звал ее. Но я не звал и немного побродил по кустарниковым зарослям, прежде чем увидел одинокую фигуру, сидящую спиной к дереву, охватив колени руками.

— Йев, — сказал я, и она вздрогнула, но ничего не сказала.

Я сел рядом с ней, спиной к тому же дереву, и тоже охватил колени руками. Гул голосов здесь не был слышен, только сквозь низкие заросли виднелись красноватые огоньки костров. От земли тянуло сыростью.

— Как сходил? — вполголоса спросила Йевелин, не оборачиваясь и не касаясь меня.

— Как думал, так и сходил. Всё-таки не надо было нам сюда приезжать.

Я старался, чтобы в голосе у меня не было упрека, но, кажется, ничего не получилось. Йевелин промолчала. Я попытался представить себе ее лицо и не смог.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — помолчав, тихо спросил я.

— Я тебе уже всё рассказала, — быстро ответила она. Слишком быстро, чтобы я мог ей поверить.

— Всё? Точно всё?

— Ты считаешь, того, что ты уже знаешь, мало?!

— Не уходи от ответа.

— Я всё тебе рассказала.

Мы снова помолчали. Я попытался нашарить на земле какую-нибудь веточку, но ничего подходящего не нашлось. Алые огоньки в просветах чащобы плакали от одиночества.

И тогда я понял, зачем мы приехали сюда. Зачем я вернулся в дом, которого у меня никогда не было, в мою крепость без стен и ворот. И зачем Йевелин пошла за мной.

Мне было страшно, но я зашел слишком далеко, чтобы отступать.

— Давай-ка поиграем, — сказал я, и она содрогнулась.

Тебе уже снова страшно… как и мне?.. Йев…

— Что?

— Давай поиграем, — повторил я, глядя на огни. — Помнить? Мы играли в замке твоего мужа. В ответы. Ответы без вопросов. Ты мне рассказала… про цапель…

— Чего ты хочешь? — в ее голосе был почти тот же ужас, что когда-то в глазах. Я быстро повернулся к ней, схватил за плечи, развернул к себе. Она нерешительно попыталась высвободиться, и тогда я взял ее лицо в ладони. Ее кожа была холодной, как моя, а глаза блестели в темноте, и в них был уже совсем другой страх.

— Теперь можно будет задавать вопросы, — ответил я.

Мне показалось, я ощутил, как ее щеки вспыхнули под моими руками. Йевелин слабо мотнула головой, будто пытаясь протестовать, но я не собирался отпускать ее. В Черничном Замке нас обоих отпустил Шерваль, но здесь нет Шерваля, и нас некому отпустить.

Мой ад страшнее, Йев, потому что в нем нет других демонов, кроме нас.

— Что ты сделала Юстасу?

— Он…

Я ударил ее. Наотмашь, со всей силы. Пощечина вышла оглушительно громкой. Не дав Йевелин опомниться, я снова схватил ее лицо в ладони и встряхнул, заставляя смотреть мне в глаза. Флейм, голая от пояса и ниже, мокрая от пота и слез, плясала в зрачках Йевелин, вызывающе, похотливо, жутко, как ее фантом, которого вытащил из листа пергамента сын моего жреца…

— Отвечай, что ты сделала Юстасу!

— Н-ничего! Я… я просто… его… с ним…

— Ты знала его до того, как он приехал в Даллант?

— Да, — она всхлипнула, моргнула, но Флейм, мокрая, злая, не исчезла из ее зрачков, — Я ехала тогда… из Билберга… встретила его в постоялом дворе… где-то в Порталессе.

— Ты переспала с ним уже тогда?

— Да…

— И попросила приехать к тебе в Даллант?

— Д-да…

— Ты сказала, что ты замужем? Или хотела посмотреть, как твой муж отдаст его своим собакам?

— Йй-я…

От новой пощечины из носа у нее брызнула кровь. Я снова не дал ей отстраниться и притянул к себе еще теснее, так близко, будто собирался поцеловать… но я ведь не собирался.

— Эван… — она почти плакала, а кровь, черная в слабом свете звезд, текла ей на верхнюю губу — Я же не знала тогда…

— Он влюбился в тебя, — больше для себя, чем для нее, еле слышно сказал я. — Он же влюбился в тебя без памяти. Как Куэйд и… почему ты приказала Куэйду убить Дарлу? — не знаю, почему я спрашивал — я знал, знал, что она просто любит убивать, любила… любит, любила… — Что ты сделала с Флейм?

Она вдруг рванулась всем телом, будто дикая кошка, выгнулась, вывернулась из моей хватки. Я бросился за ней, повалил на землю, подмял под себя. Она вырывалась, извиваясь всем телом, шипя от ярости, исцарапала мне всё лицо, а когда я наконец перехватил ее руки и придавил, не давая шелохнуться, щелкнула зубами у моей шеи, возле самой артерии. Я сжал ее крепче, мы замерли, тяжело дыша, прижавшись к земле, и со стороны, должно быть, казалось, что мы оба только что испытали бурный и истощающий оргазм. Я смотрел в ее лицо, исказившееся, прекрасное, жуткое, вымазанное в крови и грязи, с безумно расширившимися глазами и зрачками, в которых танцевала Флейм. Светлые волосыЙевелин растрепались и рассыпались по сухой траве, и мне вдруг на краткий, слепящий миг захотелось намотать их на кулак и драть, пока она не завоет от боли. Так, как выла, подняв мертвое лицо к небу, моя Флейм.

— Что ты с ней сделала? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Что я с ней сделала! — в ярости закричала Йевелин и снова рванулась в моих руках, а потом, бессильно откинувшись на землю, улыбнулась окровавленными губами и хрипло закончила: — То же, что со всеми. Со всеми вами.

Нет… ты с ней?.. нет…

Флейм, обхватывающая ногами тело Ларса… их движения вместе, синхронно, в ритм… я, опускающий тело Ларса в неглубокую могилу… белое оперение без капельки крови… без единой… капли крови… белые перья мертвых цапель, белые-белые, без единой капли крови…

И с Ларсом… с Ларсом тоже?… ты… и потом они вместе… видя друг в друге тебя… Йев…

Ты спала с Юстасом… с Ларсом… ты спала с Флейм… со всеми… они все влюбились в тебя, и их всех ты свела с ума… Им всем ты сделала так больно… пусть они и не всегда знали, что это — ты. Ларсу пришлось проще — ему всегда плевать было на таких, как ты, и сам факт того, что тебе это просто удалось, о многом говорит. Но Флейм… она же такая слабая. Ларс слабый и Флейм слабая, и Юстас слаб, и Куэйд с Дарлой, и все твои мертвые мужья, и все, кого ты убила или кто продолжает убивать тебя, все так слабы, а я слабее всех… Йев, я слабее всех… почему же сейчас я сдавливаю твое горло, не желая слышать твоих хрипов, чувствовать, как твои пальцы скользят по моим рукам, будто просят их сдавиться сильнее… и отпустить тебя…

…Отпусти меня…

…Отпустить тебя, раз этого не может сделать никто другой.

Я с трудом разжал вдруг ставшие непослушными пальцы и откинулся назад, привалился спиной к дереву. Сердце у меня колотилось почему-то в глазах и в висках: целых четыре сердца… Целых четыре, слуги Безымянного Демона вполне могут взять одно из них. Или даже два — за нас обоих.